Для пары, чье происхождение столь радикально отличается друг от друга, Меган и Гарри родились у родителей, чьи союзы имели удивительное сходство.
И принц, и принцесса Уэльские, и мистер, и миссис Томас Маркл были совершенно не похожи друг на друга. Как только их браки распадались, обе пары родителей старались изо всех сил избавить своих детей от страданий, связанных с последствиями развода, на самом деле усугубляя его последствия неожиданным образом.
Если бы Гарри и Меган родились у пар, которые были более совместимы, более уравновешены, лучше понимали необходимость установления более строгих границ и меньше потворствовали своим желаниям, вряд ли у герцога и герцогини Сассекс было бы так много общего, как у них.
Несмотря на все их различия, они имеют такое глубокое сходство, что эта уникальная комбинация оказалась мощной силой, связавшей их вместе так, что они стали удивительно сильной парой.
Рэйчел Меган Маркл родилась на три года раньше Гарри, 4 августа 1981 года. Ее отец Томас Уэйн Маркл-старший, по ее словам, был успешным 37-летним «режиссером освещения для мыльной оперы», который получил премию «Чикаго/Средний Запад» за телевизионное шоу «Сделано в Чикаго» в 1975 году, а позже получил две премии «Эмми» за популярную мыльную оперу General Hospital в 1985 и 2001 годах. Он был номинирован и на другие награды, а также работал над сериалом «Женаты… с детьми», в то время как, по словам Меган, «моя мама была временным работником в студии, когда они познакомились».
Дориа Лойс Рагланд была замужем в течение года и девяти месяцев и за четыре недели до своего 25-летия родила дочь.
Меган нравится думать, что ее отца привлекли в ее матери милые глаза и афро, плюс у них была общая любовь к антиквариату.
«Как бы там ни было, они поженились и родили меня».
Они переехали в дом в долине Лос-Анджелеса, в зеленый и престижный район. Томас зарабатывал около 200 тысяч долларов в год, так что, хотя он и не был богат, семья чувствовала себя вполне комфортно.
Возможно, людям определенного возраста трудно представить, какой была жизнь межрасовых пар четыре десятилетия назад. Реальность такова, что для того, чтобы создать этот союз требовалось большое мужество, как для европеоида Тома, так и для афроамериканки Дории.
По общему признанию, Голливуд, где они работали, был гораздо менее подвержен расовым предрассудкам, чем окраины Ньюпорта (штат Пенсильвания) и Кливленда (штат Огайо), откуда происходили семьи Маркл и Рагланд. Но даже в Калифорнии смешанные пары были скорее исключением, чем нормой, и Меган утверждает, что помнит, как были смущены люди, ошибочно принимавшие ее мать за няню.
Поскольку они жили по соседству с белыми и, судя по всему, были единственной смешанной семьей в округе, недоумение остальных жителей относительно того, какую роль Дория играла в жизни светлокожей Меган, вполне могло быть вызвано скорее невежеством и бездумными ожиданиями, чем предубеждениями.
Но для такой гордой и сильной женщины, как Дория, было унизительно, что ее принимали за няню дочери. Всё указывает на то, что это был один из катализаторов, который сделал брак родителей Меган столь недолговечным.
Хотя Меган была первым и единственным ребенком Дории, у ее отца уже были сын и дочь от первого брака.
В 1964 году, в возрасте двадцати лет, Том женился на Розлин Лавлесс, девятнадцатилетней секретарше, с которой познакомился на вечеринке в кампусе Чикагского университета. В ноябре того же года родилась их дочь Ивонна, ныне Саманта Мари, а через два года — Томас Уэйн Маркл-младший.
После окончания колледжа Том-старший работал светорежиссером на WTTWTV-Channel 11, основной службе Общественного вещания в Чикаго, штат Иллинойс, где и получил свою первую премию «Эмми» в 1975 году.
Сначала брак был счастливым, но через несколько лет Розлин почувствовала себя брошенной. По ее словам, «Том проводил все часы дня и ночи за работой». Его целью было завоевать «Эмми», и пока он приносил хорошие деньги, он не только пренебрегал ею, но и развлекался с другими женщинами. К началу 70-х годов брак был расторгнут, и супруги расстались.
Томас жил в Чикаго, и встречался с детьми по выходным, но после того, как был номинирован на свою первую «Эмми», он переехал в Калифорнию, поселившись в Санта-Монике. Саманта, которая не ладила ни с матерью, ни с братом, переехала к нему первой. Затем после инцидента, во время которого бойфренд Розлин, задерживая грабителей, был застрелен на глазах у матери и сына, к отцу переехал и Том-младший. Единственной ложкой дегтя в жизни с отцом, с его точки зрения, было присутствие его сестры, к которой он питал врожденную антипатию.
Теперь, когда оба ребенка жили с ним, Томас переехал в просторный дом с пятью спальнями на Провиденсия-стрит, примыкающий к загородному клубу Вудленд-Хиллс в долине Сан-Фернандо. Его расположение сделало резиденцию Маркл одним из самых желанных объектов недвижимости в этом районе. Даже сейчас это преимущественно белый район, где около 80% населения составляют европейцы и менее 3,5% афроамериканцы, но в 1980-х годах там жило еще меньше цветных людей. Это был процветающий район, и таковым он и остался.
По словам Марклов, в первые дни отношений Томаса и Дории они были чрезвычайно счастливы. Она принесла в дом долгожданное чувство семьи, объединив их между собой, чего раньше не было.
Сама она происходила из любящей семьи и даже приглашала Томаса с его детьми на семейное празднование Дня Благодарения у Рагландов. Том-младший был удивлен тем, насколько «теплыми и инклюзивными» были родители Дории, ее сводный брат Джозеф и сводная сестра Сандра, и сказал, что они были «такой семьей, о которой я всегда мечтал».
Даже после того, как родители Дории развелись, а ее отец женился на воспитательнице детского сада Аве Берроу и произвел на свет сына по имени Джоффри Рагланд, а потом развелся, Дория оставалась близкой со всеми ними.
Рагланды были скромной, но отнюдь не богатой семьей. Отец Дории, Элвин, владел антикварным магазином под названием «Это было новым», а ее мать работала медсестрой. Они относились к тем, кого можно было бы классифицировать как мелкую буржуазию в Европе и средний класс в Америке.
Сама Дория была кем-то вроде хиппи, что делало ее теплоту и доброту еще более привлекательными для детей Томаса, чем было бы, если бы она вела себя, как обычные люди.
Вскоре после переезда в дом на Провиденсия-Стрит Дория решила, что семья нуждается в питомце, которого они все могли бы любить. Поэтому она отвела Тома-младшего в приют для животных, где они выбрали смесь бигля и золотистого ретривера, которого он назвал Бо и который стал очень любимым домашним животным.
Как и многие двадцатипятилетние девушки, Дория не была уверена, чем именно она хочет заниматься в своей жизни. Она пробовала себя в качестве визажиста еще до рождения Меган, но, имея ребенка и двух пасынков, которых нужно было обслуживать, мужа, который работал по восемьдесят-девяносто часов в неделю, и вынужденная управлять домом, который позже назовут «пещерным», она решила, что быть домохозяйкой ей не нравится. Поэтому она занялась йогой, чтобы преподавать ее, и очень скоро обязанность нянчить Меган Дория поручила своей матери Жанетте и пасынку Тому-младшему.
Ее семнадцатилетняя падчерица отказывалась нянчиться, предпочитая вместо этого гулять с друзьями. Были сообщения, что Саманта называла Дорию служанкой, но они кажутся выдумкой, поскольку обе семьи помнят, что все хорошо ладили между собой. Возможно, что-то и было сказано в типичной подростковой манере, но это, скорее, было потому, что Саманта больше любила хорошо проводить время со своими друзьями, чем заниматься домашним хозяйством и нянчить младшую сестру.
Тем не менее их дом был чрезвычайно спокойным, в нем почти все шло своим чередом. Детям разрешалось приходить и уходить, когда им заблагорассудится, иметь своих друзей и даже курить травку, если им этого хотелось.
По словам всех Марклов, Том-старший был полностью одурманен Меган с момента ее рождения. Каждую свободную минуту он проводил с ней.
Он любил ее даже больше, чем Дорию, и уделял ей больше времени и внимания, чем своим старшим детям. Это, по-видимому, вызывало некоторое недовольство Саманты, которая ревновала маленькую принцессу, когда она получала столько внимания от своего отца. Но сказать, что это было проблемой, значило бы преувеличить то, что было, в конце концов, совершенно обычной ситуацией. Хотя она и создавала возможности для того, чтобы прошлые обиды нашли неудобное выражение в будущем.
Есть также предположение, что Дориа чувствовала себя обделенной, когда Томас поклонялся у алтаря своего Цветочка, — так оба родителя начали называть Меган.
Читая между строк то, что сейчас говорит семья, вполне вероятно, что реакция Дории на зацикленность Томаса-старшего на Меган была сродни реакции Саманты (ревность). Не то чтобы Дория не любила свою дочь. Но она, похоже, хотела, чтобы Томас-старший был более эмоционально увлечен ею.
Слишком скоро парочка начала ссориться. Дориа была недовольна тем, что большую часть времени ее оставляли одну с ребенком и детьми Томаса, в то время как сам он работал, работал и работал, а потом, вернувшись домой, уделял ребенку больше внимания, а свою жену принимал как должное.
До сих пор в их семье царило полное спокойствие, но по мере того, как между трудоголиком Томом-старшим и заброшенной Дорией возникали трения, она стала подражать привычкам своей падчерицы и начинала приходить и уходить, когда ей заблагорассудится, часто оставляя Меган со своей матерью или с Томом-младшим.
По словам Меган, когда ей было два года, ее родители разошлись. Ее мать вернулась в дом бабушки Жанетты, где они жили в течение недели, и приезжали к отцу на выходные. Она помнила, что гармония царила безраздельно, и между ними никогда не было ни ссоры, ни грубого слова. Это было вполне возможно, хотя семья помнила скорее поверхностную вежливость, чем настоящую теплоту между супругами.
Меган, похоже, придумала более едкий сценарий, и, более того, делала это по уважительной причине. Ходят слухи, что Дория не только поняла, что не хочет оставаться наедине с мужем, которого никогда не было рядом и который воспринимал ее как должное, но и вообще не хотела быть с мужем.
После этого она начала вести такую уединенную жизнь, что возникли подозрения, что она что-то скрывает. Она вела очень скрытную жизнь, и впоследствии стала решительной и независимой. Она делала всё со спокойным достоинством, которое стало впоследствии ее преимуществом, и добилась того, чтобы между ее бывшим мужем и ею царила вежливость, по крайней мере, до тех пор, пока Меган и Том не поссорились. Это свидетельствует о силе ее характера и способности добиваться того, чего она хочет, своим собственным тихим и решительным способом.
Обе стороны семьи Меган подтверждают, что, пока она росла, для нее не было никаких отказов. Отец баловал ее с самого детства. Хотя ее мать устанавливала определенные границы, она также баловала ее, как и остальные члены семьи.
В возрасте двух лет, примерно в то время, когда ее родители расстались, Меган была зачислена в Hollywood Little Red School House. Это была исключительная школа, основанная исключительной женщиной, целью которой было создание исключительных взрослых.
Рут Пиз, урожденная Стовер, была единственным ребенком глухих родителей. Ее дразнили с раннего детства, и она выросла, ценя доброту и разнообразие, а также образование и характер. Во время Второй мировой войны она в своем доме устроила детский сад для шестерых детей. Один из них был наполовину китайским мальчиком, чьи родители с трудом нашли для него место. В то время США были в состоянии войны с Японией, и ребенок, которого часто принимали за японца, вызывал такое предубеждение, что никто другой не принимал его.
Домовладелец Рут тогда возражал против того, чтобы она устраивала детский сад из его собственности, требуя переезда в дом неподалеку на тихой, обсаженной деревьями улице под названием Хайленд-авеню. Ее муж Роберт покрасил здание в красный цвет, чтобы все знали, что это детский сад, они переехали туда и расширились примерно до двадцати детей.
По словам ее дочери Дебби Уэбе, люди начали называть детский сад «маленьким красным школьным домом». С годами школа приобрела такую хорошую репутацию, что среди ее выпускников были дети секс-символа 1950-ых годов Джейн Мэнсфилд, Джонни Деппа и Майкла Бэлзари — басиста группы Red Hot Chili Peppers, а также дети дипломатов.
К 1968 году новые строительные нормы требовали сноса старого здания и строительства нового. Поэтому Меган в 1983 году поступила в значительно расширенное учреждение, чья репутация не имела себе равных на местном уровне. Отнюдь не дешевая (от двадцати до двадцати пяти тысяч долларов по сегодняшним ценам), школа была к тому времени одним из главных центров обучения для детей голливудской элиты.
Меган провела там девять лет, проходя обучение в прогрессивном, но структурированном режиме, основанном на четырех стадиях когнитивного развития, сформулированном швейцарским психологом Жаном Пиаже.
Расположение маленького красного школьного домика в Голливуде было очень удобно для Томаса и Дории. Он работал в студии ABC в соседнем Лос-Фелисе, а она училась на социального работника в нескольких минутах езды, так же легко ей было добраться до ее нового дома к югу от Голливуда.
После школы всегда спортивная Дория брала Меган на велосипедные прогулки, пробежки или занятия йогой, а вечером мать и дочь вместе готовили ужин. Меган теперь приписывает свою любовь к кулинарии именно этому, так что очевидно, что для нее это было любимым занятием.
В 1992 году, в возрасте одиннадцати лет, Меган перешла в среднюю школу Непорочного Сердца. Это снова была школа, куда Голливудская элита и амбициозные люди посылали своих детей. Основанная в 1906 году и расположенная на красивом склоне холма в Лос-Фелисе, штат Лос-Анджелес, она была и остается подготовительной католической школой для девочек с 6 по 12 классы. И снова это был бастион элитарности. Среди выпускников -Тайра Бэнкс, Люси Арназ, Мэри Тайлер Мур и Диана Дисней, а также несколько девушек, которые сделали себе имя в индустрии развлечений.
Отныне и до поступления в университет Меган будет жить в основном с отцом. Они переехали из дома на Провиденсия-стрит в меньшее и более скромное жилье рядом со школой и его работой.
Меган вспоминала, как она, одетая в свою отличительную католическую школьную форму, проводила время после школы в студии, где работал ее отец. Она узнала все о свете, ракурсах съемки и множестве других приемов, которые составляют волшебство Голливуда. Она рассказывала, как «каждый день после школы в течение 10 лет я была на съемочной площадке «Женаты… с детьми», что на самом деле является смешным и извращенным местом для маленькой девочки в католической школьной форме».
Было много случаев, когда мой отец говорил: «Мэг, почему бы тебе не пойти и не помочь в цехе реквизита, вон там? Это зрелище немного не подходит для ваших 11-летних глаз».
По иронии судьбы именно раса, а не пол, стал для Меган проблемой, хотя эту проблему она старательно держала при себе. По крайней мере, в то время.
Был, например, случай, когда она была вынуждена заполнить обязательную анкету на уроке английского языка. Когда ее попросили указать, к какой группе она относится: к белым, черным, латиноамериканцам или азиатам, она была сбита с толку и спросила своего учителя, что ей следует выбрать.
— Выбирай то, как ты выглядишь, Меган, — вспомнила она, — учительница порекомендовала указать европейскую расу. Но Меган отказалась это сделать.
— Не как акт неповиновения, а, скорее, как симптом моего замешательства. Я не могла заставить себя сделать это, представляя себе печаль, которую почувствовала бы моя мать, если бы узнала об этом. Так что я не стала ставить галочку. Я оставила свою анкету незаполненной — вопросительный знак, абсолютная неполнота — так же, как и то, что я чувствовала.
Это слова не ребенка, который доволен своей личностью, а того, кто задумчив, озадачен неопределенностью и обеспокоен ею.
Позже Меган поговорила с отцом, который сказал ей, что в следующий раз она должна просто дописать свой собственный пункт и поставить галочку.
Это говорит о том, что Меган пыталась примирить конфликты, возникающие из-за того, что она была цветным ребенком, которого сверстники могли считать белой, но на самом деле она не знала, куда она вписывается.
Многие другие американцы смешанной расы, если бы им задали тот же вопрос, без сомнения, ответили бы — черный. Тот факт, что она этого не сделала, показывает, что даже в этом возрасте у нее был более тонкий взгляд на предмет, чем у многих других. Она не была готова отрицать свое африканское происхождение, и не была готова сопротивляться европейскому. Поскольку она явно не выглядела человеком смешанной расы, а единственный родитель, который, похоже, появлялся в школе в то время, был ее отец, многие из ее одноклассников просто считали, что она белая. Однажды группа девушек даже предложила ей вступить в клуб только для белых девушек, и она ответила без объяснений: «Ты что, шутишь?»
«Сказать, кто я, рассказать, откуда я, выразить свою гордость за то, что я сильная, уверенная в себе женщина смешанной расы. Но прежде, чем я смогла это сделать, мне пришлось пробираться сквозь серость, чтобы выйти на свет».
Этот ранний конфликт в конечном счете не только укрепит ее, но и углубит. Она сочувствовала тем, кто также нелегко вписывался в одну из многочисленных шкатулок жизни. По словам ее школьной подруги Элизабет Маккой, «если с кем-то обращались несправедливо, она заступалась за него. Она была по-настоящему порядочным человеком, который заботился о людях, нуждающихся в помощи».
Ее бывшая классная руководительница Кристина Кнудсен вспоминала: «Она поднимала дискуссию на более глубокий уровень. В нее было много глубины, вероятно, из-за ее собственного опыта и тяжелых ударов взросления». Учительница ссылалась на развод ее родителей, хотя в равной степени вопросы, связанные с ее расовой идентичностью, также должны были повлиять на мышление Меган.
Что характерно, Кнудсен не помнила, чтобы расовый вопрос вообще был проблемой в школе. Это было не так уж и важно просто потому, что школа, где училась Меган, была очень многонациональная. Нельзя смотреть на кого-то свысока, потому что у него другое происхождение, нежели у тебя.
Недавнее исследование показывает, что в школе Меган 35% учеников были белыми, 20% — латиноамериканцами, 17% — многорасовыми, 17% — выходцами из Азии или тихоокеанских островов, 5% черными и 6% предпочитали не заявлять своей национальности. В тот год, когда Меган закончила школу, демография была примерно такой же, с той лишь разницей, что чернокожих студентов было немного больше.
Эти цифры означают, что Меган ни в коем случае не была единственной двухрасовой ученицей, и поскольку НЕевропейцы составляли большинство в две трети, она была в большинстве, а не в меньшинстве, если не считать ее внешности.
Меган была умным ребенком. Она с раннего детства была свидетелем того, как ее темнокожую маму принимали за ее няню. Нужно быть лишенным эмпатии, чтобы не видеть, как подобные переживания окрашивают чувства матери и дочери. Они должны были быть истуканами, чтобы не чувствовать себя смущенными, раздраженными, униженными, не осознавать культурное неравенство между черными и белыми, и быть подверженными множеству противоречивых чувств.
Ни одному ребенку не нравится быть не таким, как все. Ни один ребенок не хочет выделяться из толпы. Ни один ребенок не хочет знать, что люди считают его мать служанкой. Поэтому понятно, что никто не помнит, чтобы Меган когда-либо добровольно делилась информацией о своей расе. Не скрывая этого, она по недомыслию избегала этой темы.
Поскольку Непорочное Сердце было католической школой, а католицизм проповедует, что есть как грехи совершения, так и упущения, Меган знала, что упустить возможность самоутвердиться, равносильно греху упущения. Это осознание не могло ничего сделать, чтобы уменьшить давление, которое она чувствовала, когда ее принимали за белую, потому что, хотя она никогда активно не отрицала своего наследия и действительно любила свою мать и семью своей матери, она также этого активно и не утверждала. Такая дилемма была бы трудна для любого ребенка.
Она всем нравилась и со многими была дружна, но у нее не было настоящего круга друзей, она чувствовала себя изолированной при всей своей поверхностной популярности и поэтому уже считала себя одинокой и независимой. Как она вспоминала:
«В моей школе были клики: черные девочки и белые девочки, филиппинки и латиноамериканки. Будучи мулаткой, я чувствовала себя где-то посередине. Поэтому каждый день во время обеда я шла на встречи — французский клуб, студенческая группа, все, что функционировало между полуднем и часом дня, — я был там. Не для того, что мне это сильно нравилось, а чтобы мне не пришлось обедать в одиночестве».
Хотя у Меган была лучшая подруга, Никки Придди (во всех источниках — Нинаки Придди, — прим. переводчика), с которой она училась с двух лет, и они, очевидно, иногда обедали вместе, ее заявления указывают на то, что она чувствовала, что ее расовая идентичность была проблемой, с которой ей было трудно справиться.
Однако вместо того, чтобы жалеть себя или злиться на обстоятельства, она была достаточно позитивна и самоуверенна, чтобы находить решения, которые занимали ее и вызывали одобрение учителей. Это раннее решение проблемы изоляции помогло ей развить уверенность в себе и независимость, которые не только обеспечили ей положительную обратную связь, но и скрыли ее внутренние конфликты за фасадом приветливости.
Эти черты характера сослужат Меган хорошую службу в зрелом возрасте. Выдающийся успех во взрослой жизни может быть первоначально вопросом удачи, но поддержание и использование его в той степени, в какой это делала Меган, являются вопросом твердости, выносливости, решимости и дисциплины. Все эти качества усиливаются, когда человек преодолевает трудности или лишения, и откровения Меган о ее детских трудностях показывают, что она действительно страдала от чувства отчуждения в результате своей двухрасовости. Обстоятельства вынудили ее стать чем-то вроде одинокого волка, а одинокие волки — лучшие охотники.
Хотя борьба за личность Меган никому не была видна в подростковом возрасте, ее решимость уже была очевидна. По словам Марии Поллии, преподававшей ей теологию в младших классах, она была «сосредоточенной девочкой, которая могла размышлять над самыми трудными текстами».
— Она не уклонялась от вызовов, но принимала их, а иногда даже искала их.
В качестве примера можно привести готовность Меган стать волонтером после того, как ее учительница рассказала в классе, что она работает с бездомными людьми. Когда Меган сообщила Поллии, что тоже работала с ними и хочет делать это снова, она отправила ее на кухню Скид-Роу, где работала сама.
«Родные моей мамы родом из Литтла, они всегда помогали обездоленным: покупали индеек для приютов для бездомных в День Благодарения, доставляли еду людям в хосписах, давали мелочь тем, кто просил ее», — рассказывала позже Меган.
Хотя ее приобщение к благотворительности, как и приобщение принцессы Уэльской Дианы, первоначально заключалось в наблюдении за тем, как ее родители жертвуют тем, кому повезло меньше, чем им самим, на самом деле именно через их пример обе женщины превратили первоначальное приобщение в устоявшуюся практику.
Меган теперь полтора года работала в Скид-Роу, и Поллия говорит: «Люди на кухне, которых я знала, рассказали мне, какая она естественная».
Скид-Роу — очень страшное место. Но, когда она стала работать там, она знала имена всех. Несмотря на всю заботу, которую она проявляла к незнакомцам, Меган было трудно вести себя подобным образом по отношению к своему отцу. Никки Придди вспоминала, что «когда Мег стала старше, ей пришлось еще немного воспитывать Тома, а она не могла этого сделать».
Несмотря на натянутый дипломатический канат, по которому она ходила, передавая сообщения между своими цивилизованными родителями, Меган всегда была той, о ком заботились оба родителя, и ей не нравилось, когда эти роли менялись местами. Ее отказ делать для отца то, что она делала для незнакомых людей, дает бесценное представление о ее характере и показывает, что даже в раннем возрасте она знала, где хочет установить границы. Отдавать чужим — это одно. Дарить близким, которые, по ее мнению, должны были бы дарить ей, — это совсем другое.
В Скид-Роу Меган усвоила один из самых глубоких уроков жизни: добро может быть вознаграждением само по себе, и его преимущества были как практическими, так и эмоциональными. Но, чтобы достичь их, вы должны быть активными.
И Меган, безусловно, была активной. К этому времени она уже была на пути к тому, чтобы стать активисткой, в которую впоследствии превратится. Хотя сейчас она считает, что именно ее учительница Мария Поллия оказала ей поддержку и вдохновение, самый беглый взгляд показывает, что ее отец на самом деле играл такую же фундаментальную роль. Как она сама признавалась, отец внушил ей веру в то, что она может добиться всего, чего захочет, если будет стремиться к этому.
Чрезвычайно трудолюбивый, мужественный в отстаивании того, во что он верил, и прямолинейный, он поощрял ее иметь свой голос и использовать его. Многие члены ее семьи говорят, что Меган с юности обладала поразительной степенью уверенности в себе. Это было благодаря тому ободрению, которое давал ей отец, чтобы она развивала свое суждение, доверяла ему и действовала в соответствии с ним.
Есть, например, реклама жидкости для мытья посуды, которая приобрела почти мифический статус с тех пор, как Меган стала успешной актрисой, а затем еще более знаменитой герцогиней.
В 1995 году Меган увидела рекламу прозрачной жидкости для мытья посуды со слоганом: «Женщины по всей Америке борются с жирными кастрюлями и сковородками”.
Согласно речи, с которой она выступила, когда была еще относительно неизвестной актрисой, на конференции Организации Объединенных Наций, два мальчика из ее класса сказали: «Да. Вот где женщинам самое место — на кухне».
Я помню, что была шокирована и рассержена, а еще мне было так больно. Это было просто неправильно, и нужно было что-то делать.
Томас Маркл-старший предложил ей написать письма с жалобами, что она, по ее собственному признанию, и сделала, отправив их первой леди Хиллари Клинтон, известному защитнику прав женщин Глории Оллред и в «Проктор энд Гэмбл» — производителю жидкости для мытья посуды.
В то время как первая леди и адвокат ответили, «Проктор энд Гэмбл» — нет. По словам Меган, через месяц они заменили слоган на “Люди по всей Америке борются с жирными кастрюлями и сковородками». Это навело ее на мысль, что причиной замены стала ее жалоба. Как она выразилась в ООН, «именно в этот момент я осознала масштабность своих действий. В возрасте 11 лет я создала свой небольшой уровень влияния, отстаивая равенство».
Несмотря на позитивность этой истории, в ней есть четыре нестыковки, которые были выявлены, как только Меган и Гарри начали всерьез встречаться, и дворец провел проверку биографии всех людей, которые тесно связаны с королевскими особами.
Во-первых, в 1995 году Меган было не одиннадцать, а четырнадцать лет.
Во-вторых, Хиллари Клинтон не была первой леди в 1992 году, когда Меган было одиннадцать, но стала первой леди в 1993 году, когда Меган было двенадцать.
В-третьих, нет никаких свидетельств того, что ее единственное письмо изменило ход истории. «Проктор энд Гэмбл», несомненно, изменила свой слоган, но Меган с оптимизмом предположила, что это произошло в результате одного письма, написанного одиннадцатилетней или даже четырнадцатилетней Меган Маркл.
Наконец, ни одно рекламное агентство не может заменить рекламу в течение месяца. Рекламные объявления готовятся несколько месяцев. Они являются частью рекламных кампаний, в которых спонтанность и отзывчивость, на которые претендовала Меган, просто не существуют.
Если бы она предположила, что ее письмо, возможно, было одним из многих писем, которые привели к переменам; если бы она не заявила о таких сжатых сроках, которые доказывали, что ее письмо вообще не могло иметь никакого влияния, она была бы более правдоподобна.
Но, излагая факты так, как она это сделала, Меган подрывала законность своих притязаний. В процессе она вызвала подозрения, которые привели придворных, ценящих честность, к выводу, что Меган была «типичным голливудским типом» и всегда стремилась быть впереди самым очевидным образом, в то время как более скромный и реалистичный подход свидетельствовал бы о ее честности.
А так, когда смотришь запись этой речи, то морщишься от ее высокого эгоизма, не говоря уже о наивности, проявляемой многими голливудскими типами, которые думают, что, поскольку они сказали, что черное — это белое, а розовое — зеленое, все принимают эту выдумку за факт.
Справедливости ради надо сказать, что Меган — творение Голливуда. Ценности там иные, чем у дворцов. Фантазии и самореклама не осуждаются, равно как и преувеличения, которые рассматриваются как действенные инструменты для «донесения Вашего сообщения».
Четырнадцатилетняя девочка пишет письмо и получает стандартные ответы, которые Хиллари Клинтон и Глория Оллред обычно посылают всем, кто контактирует с ними. Тем не менее она имеет все основания гордиться своим достижением, даже если она неосознанно заблуждается, принимая вежливый ответ, который посылают общественные деятели, за что-то более личное, и далее считает, что смогла что-то изменить, поскольку компания затем изменила свой слоган, и сделала это в результате ее письма.
Как бы то ни было, это был один из тех поворотных моментов, которые есть в жизни каждого человека. Как и любой другой, он имел далеко идущие последствия. Точно так же, как это дало Меган возможность прийти к выводу, что ее действия имели больший эффект, чем они могли бы иметь. Именно это сподвигло ее стать активной, но также побудило людей, которые смотрели на нее нейтрально, подозревать ее в раздувании себя сверхмеры.
Именно здесь строгие стандарты старого мира сталкиваются с приукрашиванием нового. К саморекламе и преувеличениям традиционно относились с подозрением в королевском и аристократическом мире, где слово всегда было связующим звеном.
Существует сложный кодекс поведения, который не позволяет людям слишком открыто выдвигать себя вперед или претендовать на то, что не принадлежит им по праву.
В самом деле, британская история полна людей, которые отправились на плаху, вместо того чтобы опозорить себя, ставя под угрозу свою честность. В качестве примера можно привести пьесу Теренса Раттигана «Мальчик Уинслоу» 1946 года, в основу которой лег печально известный случай, когда кузен моей покойной подруги Мэри Арчер-Ши Мартин чуть не разорился, защищая своего сына Джорджа от несправедливого обвинения в краже почтового перевода на пять шиллингов, которую он не совершал. Многие люди все еще строго придерживаются изречения: «Претендуйте только на то, что вам причитается».
Эта ошибка со стороны Меган будет преследовать ее снова, как только она совершит переход от скромной голливудской славы к суперзвездности, которую она получила, став членом британской королевской семьи, потому что это было живым доказательством того, что она склонна к преувеличениям. Это, несомненно, не повлияло бы на отношение к ней в Северной Америке, где Голливуд и его обычаи пользуются большим уважением, чем в Британии, но по эту сторону Атлантики это привлекло внимание людей к тому факту, что герцогиня Сассекская обладает как склонностью к преувеличениям, так и склонностью к драматизму, что вызывает подозрение у британцев.
По словам Нинаки Придди, лучшей подруги детства Меган, внимание, одобрение и аплодисменты всегда были для нее движущей силой.
Мэг всегда хотела быть звездой, — сказала она.
Несмотря на это, она была нормальной и симпатичной, хотя и демонстрировала некоторую твердость духа, которая впоследствии привела ее к выдающемуся успеху. Обе женщины знали друг друга с двухлетнего возраста, когда они вместе ходили в голливудский «маленький красный дом».
В возрасте одиннадцати лет они вместе перешли в Непорочное Сердце.
— Мы всегда были Никки и Мэг. Мы были так дружны, что были всегда вдвоем. Мы обе были почетными дочерьми в домах друг друга. Мы были, как одна семья, — рассказывала Нинаки.
Ее рассказ — самый достоверный рассказ о первых годах жизни Меган. Он уравновешен, правдив, лишен всякой предвзятости, без злобы или самовозвеличивания, чтобы принизить Меган. Она была там, и все, что она говорит, звучит правдиво.
По словам Никки, «ее мама, Дория, была очень крутой. Она была тем свободным духом, который танцевал вокруг дома и проводил с нами девичьи вечера. Она часто говорила Мэг, чтобы та расслабилась. Она говорила: «Тебе надо повеселиться. Продолжай работать над этим».
Несмотря на свою веселую натуру, Дория обладала твердыми убеждениями и приучила Меган к порядку в семье.
— Том предоставлял ей больше свободы. Он позволял нам выйти сухими из воды. Он обеспечивал менее строгое домашнее воспитание. Но Меган была звездой для обоих родителей.
В каком-то смысле ее воспитывали на сцене. Она не знала другой жизни. Том был отличным тренером в этом отношении. Он фотографировал ее на сцене с самого раннего возраста. В результате Меган всегда хотела быть знаменитой. Ей просто нравилось быть в центре внимания. Мы часто представляли себе, как она получает «Оскар». Она практиковалась в том, чтобы объявлять себя.
Даже в этом нежном возрасте Меган проявляла исключительные черты характера.
Я восхищалась тем, как умело она обращалась со своими родителями. Ей приходилось передавать их сообщения. Это было буквально что-то вроде «Скажи своей матери» или «Скажи своему отцу». Тогда она научилась контролировать свои эмоции. Сколько я знала Меган, ее родители не были вместе. Это могло быть тяжело для нее.
Иногда она чувствовала, что должна встать на чью-то сторону. Она всегда старалась, чтобы каждый из них был счастлив. В итоге она стала очень уравновешенным и естественным посредником.
Меган также могла быть жесткой. Если Вы что-то сделали не так, она бы дала знать об этом своим молчаливым взглядом.
Всякий раз, когда возникала проблема, — вспоминает Никки, — я всегда извинялась первой. Я просто хотела снова стать лучшей подругой. Она была упряма. Она упиралась пятками в землю.
Девушки были так близки, что Меган часто ночевала у Придди в Северном Голливуде. Когда девочкам исполнилось пятнадцать, Далтон и Мария Придди пригласили Меган присоединиться к семье в турне по Европе. Никки была так влюблена в Париж, что провела следующее лето в Сорбонне, но Меган больше интересовал Лондон. Они остановились в отеле рядом с Кенсингтонским дворцом и, конечно же, отправились в Букингемский дворец, где пара была сфотографирована сидящими на перилах напротив статуи королевы Виктории с дворцом на заднем плане.
Никки подтвердила, что «королевская семья была чем-то, что она находила очаровательным». У нее на полке стояла одна из книг принцессы Дианы.
Она смотрела похороны Дианы, была растрогана до слез, как и ее друзья, и настолько одержима ими, что вместе с другой подругой, Сьюзи Ардакани, раздобыла старые видеозаписи свадьбы Дианы с принцем Чарльзом в 1981 году и решила последовать ее гуманному примеру, собирая одежду и игрушки для раздачи менее привилегированным детям. Урок, который она усвоила, состоял в том, что самые стильные и гламурные женщины показывают, насколько они особенные не только в своем личном представлении, но и через гуманизм.
Она нашла себе образец для подражания и полюбила «Дневники принцессы» — фильм о простолюдинке, которая становится членом королевской семьи.
Она была очень увлечена этой идеей. Она хотела быть принцессой Дианой 2.0, — вспоминала Никки Придди.
Конечно, Меган не имела ни малейшего представления о том, что ждет ее в будущем, ни о том, что когда-нибудь у нее будет кабинет в Букингемском дворце, ни о том, что она будет сопротивляться дворцовым ограничениям точно так же, как сопротивлялась ее свекровь, с которой она никогда не встретится.
В то время амбиции Меган были более поверхностными. Ее ближайшей целью было поступить в Северо-Западный университет. И сбежать от отца, который теперь нуждался в большей взаимности, чем она была готова предоставить.
В 1990 году Том выиграл 750 000 долларов в лотерею штата Калифорния. Хотя большая часть этих денег была растрачена на неразумные инвестиции в ювелирный бизнес с другом из Чикаго, тем не менее они давали ему возможность работать меньше и баловать своих детей даже больше, чем он это делал раньше.
Все члены семьи Маркл подтверждают, что Том всегда был чрезвычайно щедр. Том-младший получил деньги на открытие цветочного магазина, а Саманте купили вторую машину взамен первой, которую она разбила. Школьные сборы Меган, всегда дорогие, были более легко покрыты из доходов от выигрыша.
В годы учебы в школе Непорочного сердца Меган больше всего на свете отдавалась драматургии. Ее честолюбие, как утверждала Никки, состояло в том, чтобы стать звездой. Это было честолюбие, которое разделял и лелеял ее отец.
В школе знали, что отец Меган — режиссер-постановщик, получивший премию «Эмми» и номинировавшийся практически каждый год, и в драматической студии были только рады, когда Меган назначала его техническим директором каждой постановки, в которой она участвовала.
Нельзя не думать о том, что даже в том раннем возрасте Меган училась тому, как полезно мыть одну руку за другой, и о том, насколько это дополнительное преимущество, когда у тебя есть что-то еще, помимо простого таланта, чтобы помочь тебе в достижении твоих амбиций. И о том, как эти амбиции могут быть еще больше усилены искусством таких знающих людей, как ее отец.
В то время как технические способности Томаса Маркла-старшего, несомненно, улучшали качество каждой постановки, в которой участвовала Меган, он также использовал каждую возможность, чтобы еще больше расширить знания своей дочери о том, что будет и не будет работать на сцене. Он научил ее всему, что касается поиска света, или важности света и тени, тому, где стоять на сцене, даже под каким углом разворачиваться для максимального эффекта.
Он также делал бесконечный поток ее фотографий, чтобы она могла сама увидеть, что он имел в виду, когда говорил ей делать то и не делать этого. Эти технические знания были бесценны, потому что он с колыбели учил ее тому, что большинство актеров узнают только тогда, когда они приближаются к могиле после целой жизни проб и ошибок.
Американская актриса Жижи Перро преподавала актерское мастерство в своей альма-матер (она в свое время окончила школу Непорочного сердца, — прим. переводчика), а также помогала в постановке пьес и мюзиклов. Она вспоминала, что у нее никогда не было проблем с Меган, которая «была на высоте, всегда знала свои реплики и была очень целеустремленной, очень сосредоточенной». Она знала, что Меган будет особенной актрисой.
Меган, однако, хотела быть звездой, как на сцене, так и вне ее. К тому времени, когда она стала подростком, мальчики уделяли ей достаточно внимания, чтобы Меган поняла, что они находят ее привлекательной и они ей тоже нравились.
После этого она станет главной героиней многих романов в реальной жизни, начав с мальчиков из мужского аналога ее школы: средней школы Святого Франциска в соседнем Ла-Каньяда-Флинтридж. Ученики этой школы, основанной монахами-капуцинами западно-американской провинции в 1946 году на землях, купленных у загородного клуба Флинтридж, дружили с девушками Непорочного Сердца.
Общей чертой обеих школ было то, что их ученики могли общаться друг с другом, но они должны были проявлять осторожность в общении с посторонними. Было что-то старомодное в желании педагогов защитить своих учеников от нежелательного влияния. В то время как в Америке открыто поощрялось желание людей с высоким статусом держаться вместе, помогая друг другу на пути к большему успеху, в Европе такие отношения уже рассматривались не только как опасно старомодные и разрушительно ограничительные, но и как снобистские. Это действительно был случай, когда новое общество поддерживало демаркационные линии, в то время как старое общество намеревалось их разрушить, по крайней мере, для большего взаимодействия между классами. Эта разница в культурных установках, как оказалось, серьезно повлияла на отношения Меган и Гарри не только друг с другом, но и со всеми остальными.
Тем временем юная Меган обзавелась целой серией поклонников из школы Святого Франциска и в шестнадцать лет судьба свела ее с Луисом Сегурой, ее первым серьезным бойфрендом. С латиноамериканцем, имевшим репутацию модного щеголя, они были вместе в течение двух лет.
Она дружила со всей семьей Сегура, и они уговорили ее выдвинуть себя в качестве Королевы бала школы Святого Франциска. В Британии это было не принято, а в США Королевы выпускного вечера были и остаются авторитетными фигурами в старших классах, и Меган изо всех сил старалась выиграть, написав эссе о своей работе на кухне хиппи и очаровав как можно больше людей, чтобы они проголосовали за нее.
Она выиграла, и, одетая в бледно-голубое атласное платье без бретелек и тиару, Королева Меган в сопровождении целой толпы придворных и младшего брата Луиса, Дэнни, отправилась на бал.
Меган восприняла свой успех как должное. Некоторые девушки, став Королевой, возможно, изменили бы свое поведение, но она осталась той же милой, очаровательной, доступной, но утонченной девушкой, с которой было весело и приятно общаться. По словам друзей, она как будто использовала этот успех в качестве практики для того, что должно было произойти в будущем, как будто это не было большим достижением, а было чем-то само собой разумеющимся. Она намеревалась стать великой звездой, но это был только первый шаг, а потому он не имел никакого реального значения.
В 1997 году в программе «Заметки» о мюзикле Стивена Сондхейма «В лесу», в котором Меган играла Красную Шапочку, она заявила, что хочет поступить в Северо-Западный университет, поскольку это будет первым шагом на ее пути к Бродвею.
В своем последнем ежегоднике она пошла еще дальше и описала себя как «классную», слово, которое навсегда останется ее любимым и значение которого много значило для нее, как в практическом, так и в философском плане. Чтобы подчеркнуть свои амбиции и веру в себя, она проиллюстрировала фотографию цитатой из Элеоноры Рузвельт: «Женщины похожи на чайные пакетики; они не осознают, насколько сильны, пока не окажутся в кипятке».
Никто из сверстников Меган не считал ее нескромной или претенциозной. Хотя она уже тогда была склонна цитировать афоризмы — что она делает до сих пор — для зрителей она была драгоценным камнем в поисках подходящей оправы, чтобы сиять еще ярче, чем сейчас.
Честолюбие — это хорошо. Они с отцом делали и будут продолжать делать все возможное, чтобы улучшить ее перспективы, начиная с дорогостоящей ортодонтии, чтобы у нее была идеальная улыбка, и заканчивая пластической хирургией выпуклого кончика носа. Это была довольно распространенная процедура среди начинающих актрис в Голливуде. Даже легендарная красавица Элизабет Тейлор сделала это в подростковом возрасте. Это была простая процедура. Хрящи удалялись так, чтобы кончик носа был острее, чем предполагала природа.
В случае с Меган процедура с течением времени становилась более заметной, поскольку хрящ между кончиком и костью провисал, придавая ее носу эффект трамплина, который, по иронии судьбы, Гарри имел естественным образом.
Когда Меган окончила школу Непорочного Сердца в июне 1999 года, ее академические и личные качества были очевидны для всех, поэтому их отметили на церемонии Hollywood Bowl. Помимо диплома об окончании школы, ей были вручены награды Notre Dame Club of Los Angeles Achievement Award, Bank of America Fine Arts Award, благодарность в рамках Национальной стипендиальной программы Achievement Scholarship Program и премия За наставничество над младшими школьниками.
Хотя Меган выиграла три стипендии и могла поступить в несколько колледжей либо как стипендиат, либо как платная студентка, ей никогда не приходила в голову мысль, что она должна идти куда угодно, только не туда, куда хочет.
Родители воспитали ее так, чтобы ее желания исполнялись, а ее желанием было поступить в Северо-Западный университет. Этот институт был и остается одним из самых престижных частных исследовательских колледжей в Соединенных Штатах. Оплата за обучение там составляла более 50 000 долларов в сегодняшних ценах. Он занимает 9-е место среди американских университетов и имеет 10-й по величине университетский фонд в стране, оцениваемый более чем в 11 миллиардов долларов.
Расположенный в Эванстоне, штат Иллинойс, его главный кампус занимает около 240 акров, в то время как его вторичный кампус в Чикаго занимает 25 акров. Есть также третий кампус в Дохе, Катар.
Бывшие и нынешние преподаватели и выпускники университета включают 19 лауреатов Нобелевской премии, 38 лауреатов Пулитцеровской премии, 16 ученых Родса, 6 гениальных стипендиатов Макартура, 65 членов Американской академии искусств и наук, 2 судьи Верховного суда, а его Школа коммуникации является ведущим продюсером премии «Оскар», премии «Эмми» и премии «Тони», а также десятков режиссеров, драматургов, писателей, актеров и актрис.
Хотя Томас потерял большую часть своего выигрыша в лотерею, он все еще был очень успешным светорежиссером, и он брал кредиты в банке, чтобы отправить своего драгоценного Цветочка в университет, который должен был стать «всего лишь ступенькой на ее пути к все возрастающему успеху».
Учитывая, что заявленная Меган цель в Северо-Западном университете состояла в том, чтобы стать звездой Бродвея, тот факт, что она предпочла специализироваться на английском языке, а не на актерском мастерстве, говорит о том, что она либо не была так уверена в себе, как казалось, либо была настолько уверена, что не чувствовала необходимости специализироваться в выбранной ею области.
Покинуть защиту дома непросто для любого подростка, но у Меган было больше преимуществ и недостатков, чем у большинства ее сверстников. Будучи ребенком Голливуда, она была гораздо более искушенной, чем ее сокурсницы на восточном побережье. Она лучше одевалась, была более стильной, знала, как себя вести, и была более уверенной в себе, чем большинство из них.
Она подружилась и с мальчиками, и с девочками, как только ворвалась в эванстонский кампус. Она сократила свой внешний вид до того, что считала монохромным шиком; теперь она носила гораздо больше косметики, чем ей позволяли в Калифорнии, и даже стала подкрашивать волосы.
Всегда обдуманная, взвешенная и расчетливая в положительном смысле этого слова, она наблюдала и ждала, прежде чем решить, в какое женское общество вступить. Как только она приняла решение, она пошла прямо к своей цели, включив силу своей личности в непреодолимом натиске, и неудивительно, что прошла посвящение в Каппа-Каппа Гамму с ее содружеством умных и горячих девушек.
«То, что у всех нас есть общее, — говорит ее коллега по Каппа-Каппа Гамме Мелания Идальго, — это то, что все мы энергичны, умны и амбициозны».
Кроме того, они были заядлыми тусовщицами, больше пили вино, чем читали книги, общались в надежде, что те, с кем они познакомятся, окажутся в будущем более полезными, чем те, кого они знают.
Меган так удачно вписалась в эту компанию, что в конечном счете ее изберут председателем по отбору девушек для женского общества.
Как рассказывает Меган, у нее был один недостаток, которого не было у большинства ее сестер. Северо-Западный университет был преимущественно европейским. Большинство студентов были белыми. Они не привыкли к межрасовому взаимодействию, и, по ее собственному признанию, одна из реакций показалась ей удушающей. Меган позже рассказала журналу Elle, как ее обидела интонация соседки по общежитию, с которой она познакомилась в первую неделю учебы в университете.
Она спросила, вместе ли мои родители.
– Ты сказала, что твоя мама черная, а отец белый, верно?- спросила она. Я кротко улыбнулась, ожидая, что еще может сорваться с ее поджатых губ.
– И они развелись? — Я кивнула.
– О, в этом есть смысл! — По сей день я не вполне понимаю, что она имела в виду, но я поняла намек. И я отступила назад: я боялась открыть этот ящик Пандоры дискриминации, поэтому я сидела, задыхаясь, глотая свой голос.
Та, кто хорошо знает Меган с детства, предостерегает, что не стоит воспринимать эти истории слишком буквально. У нее всегда была склонность приукрашивать, извлекать драматические уроки из самых болезненных событий и, особенно с тех пор, как она стала публичной фигурой, использовать поэтическую вольность, чтобы подчеркнуть то, что она хотела бы сделать, но что на самом деле могло происходить не так, как она рассказывает.
Поскольку расследование так и не смогло обнаружить эту расистскую соседку по общежитию, несмотря на то, что есть записи, в которых отражено, как студенты делили комнаты, кажется вероятным, что эта история скорее выдумана, чем происходила на самом деле.
Ее подруга объясняет: «Можно понять, насколько точно они (воспоминания Меган) вписываются в историю. Изобретения Мэг слишком индивидуальны, чтобы быть надежными. Люди просто не ведут себя так, как она говорит. Как только вы узнаете ее, вы сможете сказать, какие истории являются придуманными Меган, а какие происходили на самом деле».
К счастью, таких происшествий, как настоящих, так и выдуманных, было немного и они происходили очень редко. По ее собственному признанию, чувствительность Меган к своей расе сопровождала ее от инклюзивной Калифорнии до эксклюзивного Иллинойса, несмотря на то, что никто не замечал, насколько это ранило ее.
Поскольку нет свидетельств современников о том, что она испытывала какие-либо реальные расовые трудности, а ее образ жизни предполагает, что ее полностью принимали во всех кругах, и на самом деле она прекрасно себя чувствовала, как не могла бы себя чувствовать любая девушка с реальными проблемами, это говорит о том, что на самом деле она не сталкивалась с существенными или реальными предрассудками.
Это также говорит о том, что она настолько хорошо преодолела терзающую ее внутреннюю расовую неопределенность, что она не помешала ей достичь всего, чего она хотела.
Конечно, мы должны поверить ей на слово, что расовые предрассудки оставались внутренними источниками дискомфорта, но степень ее принятия также положительно отразилась на ее однокурсниках в Северо-Западном университете, двое из которых останутся ее друзьями и в настоящее время.
Когда начался ее первый год, Меган устроила бурю вечеринок, и была популярна как среди девочек, так и среди мальчиков. Она завела себе одного из самых горячих бойфрендов в кампусе — белого баскетболиста ростом 6 футов 5 дюймов из Лейквуда, штат Огайо, по имени Стив Лепор.
Он был в баскетбольной команде второго курса, и ему предстояло доказать, что он такой же дисциплинированный и сосредоточенный, как и она. Но он больше интересовался фитнесом, чем вечеринками, намереваясь квалифицироваться как профессионал, и шел на все необходимые жертвы, такие как отказ от женского общества в ночь перед игрой в соответствии со стандартной практикой среди баскетболистов, бейсболистов, футболистов и хоккеистов.
В конце второго учебного года он перевелся в университет Уэйк Форест в Уинстон-Салеме, штат Северная Каролина, где стал выдающимся игроком.
На момент написания книги он является помощником тренера мужского баскетбольного штаба Университета Восточного Кентукки и вместе со своей женой Кэрри — гордым родителем их маленькой дочери Джулианы Руди.
Очевидно, их отношения были недостаточно серьезными для того, чтобы Меган последовала за ним, и она не теряла времени, заменяя его в своих привязанностях, хотя до конца своего пребывания в Северо-Западном университете она больше никогда не была половинкой такого динамичного дуэта.
Это никак не повлияло на удовольствие, которое Меган получала в университете. У нее сложились три дружеские связи, которые в какой-то мере восполнили пробел, получившийся после того, как география разлучила ее с Никки Придди.
Хотя друзья детства поддерживали связь, Меган нашла ей своего рода замену — Линдси Джилл Рот, привлекательную белокурую девушку, дочь еврейских адвокатов из процветающей деревни Лонг-Айленд Латтингтаун в городе Ойстер-Бей в округе Нассау, штат Нью-Йорк.
Девушки быстро подружились, познакомившись в литературном классе Тони Моррисон на первом курсе Северо-Западного университета. Они вместе пили, вместе веселились, вместе учились, а позже, когда закончили колледж, они продолжали поддерживать связь, поскольку Линдси стала продюсером для Larry King Now, The Real Girl’s Kitchen и Queen Boss. Тем временем у Меган ничего не получалось до тех пор, пока она не получила роль Рэйчел Зейн в Suits.
В 2016 году, когда Линдси вышла замуж за англичанина по имени Гэвин Джордан, Меган была ее Почетной Матроной (вероятно, подружкой невесты, — прим. переводчика). Это показательно, потому что, когда Меган вышла замуж за Тревора Энгельсона в 2011 году, она выбрала Никки Придди своей подружкой невесты. Несмотря на это, связь между Меган и Рот была крепкой.
«Мы такие друзья, — рассказала Линдси, — которые могут быть за 3000 миль друг от друга и все равно говорить или думать об одном и том же, и даже писать друг другу одно и то же в одно и то же время за много миль. Я не много знаю людей, которые были бы столь же щедры и отзывчивы, как Мэг. Я знаю, что когда люди получают известность, они меняются. Но она все та же девушка, которую я встретила много лет назад, с теми же ценностями и приоритетами. Она бескорыстна, и это лишь часть того, кто она есть и кем ее воспитали. Есть девиз, к которому мы с Мэг постоянно возвращаемся на протяжении многих лет: “Я выбираю счастье». Это постоянное напоминание о том, что нужно быть самосознательным, быть уникальным, быть счастливым и относиться к людям с уважением; быть добрым, чутким и действительно учиться у окружающих в любых обстоятельствах. Мэг так и делает. Мэг превратилась в незаурядную деловую женщину, актрису, писательницу и защитницу интересов женщин и детей».
У Меган появилась еще одна подружка, с которой она будет поддерживать связь. Это Женевьева Хиллис, ее сестра по женскому обществу Каппа-Каппа Гамма, но ее самым близким другом в то время была не Женевьева, а афроамериканец по имени Ларнелл Квентин Фостер.
Он был веселым, но очень замкнутым сыном пастора, и его родители, как он чувствовал, были бы разочарованы, если бы узнали о его сексуальности. Он изучал актерское мастерство в Северо-Западном университете и в конечном итоге стал профессором драмы. Сейчас он открытый гей.
В колледже, однако, он жил неподалеку со своими родителями. Они с Меган стали чем-то вроде артистов, часто ходили на авангардные театральные представления или просто вместе тусовались.
Мы были очень общительны. Мы всегда делали разные вещи, веселились. Она мечтала стать актрисой, но мы не хотели репетировать весь день, как многие другие. Мы бы предпочли смотреть шоу, чем быть в нем.
Меган часто присоединялась к семье своего друга на обедах по выходным и стала настолько членом их семьи, что посещала службы в их церкви вместе с ними. Ей и Ларнеллу также нравилось готовить вместе: в то время она специализировалась на индийской кухне. Ларнелл позже описал Меган как «очень добрую, очень искреннюю, ту, кто глубоко заботится о своей семье, друзьях и мире».
Отказавшись от трех стипендий, чтобы учиться в Северо-Западном университете и изучать английский язык, Меган через некоторое время после поступления в университет поняла, что ошиблась в выборе специальности. Поэтому она решила переключиться на театральное искусство и международные отношения.
«Она никогда не думала, что ее жизнь будет обычной», — сказал один из ее старых друзей, пожелавший остаться неизвестным. «Она собиралась достичь самых высот, чем бы она ни занималась. Она могла представлять себя артисткой мюзикла или кинозвездой, послом или дипломатом, чьи действия изменили бы мир и одновременно улучшили бы судьбу человечества».
Имея это в виду, Меган обратилась к старшему брату своего отца Майклу, сотруднику Госдепартамента, который специализировался на системах правительственной связи США. В семье считалось, что он из ЦРУ. Вместе со своей женой Тони, которая умерла в 2012 году, он побывал в таких разных местах, как Берлин, Гуам, Бухарест и Оттава. Он был известен своей популярностью и хорошими связями в Государственном департаменте.
Меган хотела, чтобы он нашел ей стажировку в посольстве США за границей. Она объяснила, что подумывает о карьере в области международных отношений и хочет получить некоторый практический опыт дипломатической жизни, чтобы узнать, хочет ли она быть дипломатом. Трудность заключалась в том, что она поставила его в известность о своем желании так поздно, что получить то, что она хотела, можно было бы только воспользовавшись дополнительными связями.
«Я был знаком с американским послом в Буэнос-Айресе, — рассказал Майкл Маркл. — Я лично поговорил с ним и устроил ее на стажировку, о которой она мечтала».
В результате того, что ее дядя дергал за веревочки, ей предложили шестинедельную стажировку в качестве младшего пресс-атташе в американском посольстве в столице Аргентины. Она отвечала на запросы, писала письма, перекладывала бумаги из одного отдела в другой, в общем, делала себя полезной, занимаясь тем, что по сути было Ослиной работой.
Но она поразила своего начальника, Марка Крищика, показав себя умелой и изобретательной.
«Если бы она осталась в Госдепартаменте, то стала бы отличным пополнением американского дипломатического корпуса. У нее было все, что нужно для успешного дипломата», — сказал Крищик.
Однако для того, чтобы попасть в Госдепартамент, недостаточно было иметь к нему отношение. Требовалось еще и сдать экзамен на офицера иностранной службы, который Меган сдавала, находясь в Аргентине. К своему огорчению, она потерпела неудачу.
Однако по окончании стажировки, в рамках программы «Международное образование для студентов» она планировала вылететь в Мадрид, чтобы пройти шестинедельный курс испанского языка. Она придерживалась этого плана и позже сочла полученные знания полезными.
Не привыкшая к неудачам, она решила, что ее будущее — в актерской игре, а дипломатия была всего лишь несбыточной мечтой. Она осознала, что этот карьерный путь будет усеян слишком многими трудностями. Мало того, что ей предстояло бы пройти более долгий и трудный путь, прежде чем она станет звездой, которой она хотела стать, но и дипломатическая работа вблизи оказалась менее привлекательной, чем быть звездой сцены или экрана.
В этом ее оценка была точна, потому что независимо от того, насколько высоко взлетает в своей карьере дипломат, вершина дипломатического корпуса просто не имеет того блеска или очарования, которые имеют звезды сцены или экрана.
Однако этот привкус неудачи был всего лишь первым глотком зелья, которое Меган придется глотать снова и снова на протяжении всего ее двадцатилетия.
Яркое сияние в средней школе и университете не всегда является предвестником мирского успеха. На самом деле те, кто искрится в таких безопасных и структурированных условиях, часто не могут осветить реальный мир, в то время как те, кто были более приземленными студентами, взлетают на большие высоты, как только их выпускают в суету реального мира.
Так было и с Меган, когда она окончила Школу коммуникации Северо-Западного университета со степенью бакалавра искусств в области театра и международных исследований.
В то время как Меган блистала в школе и университете, Гарри, который родился через три года и один месяц после нее — 15 сентября 1984 года, явно не блистал.
Брак принца и принцессы Уэльских рухнул вскоре после рождения Гарри, и хотя они оставались вместе в течение следующих восьми лет, брак на самом деле закончился. Пара избегала близости, за исключением официальных случаев.
Чарльз обосновался в Хайгроуве в Глостершире, в доме, который герцогство Корнуоллское купило для него у виконта и виконтессы Макмиллан из Овендена в 1980 году еще до его женитьбы в 1981 году. По словам тогдашнего камердинера Чарльза, Стивена Барри, который возил Диану туда и обратно между Букингемским дворцом и Хайгроувом на полуночные свидания с принцем, она внесла большой вклад в украшение дома.
Однако после того, как брак рухнул, она решила остаться в Лондоне в Кенсингтонском дворце, в то время как Чарльз обосновался в Хайгроуве. Супруги редко бывали вместе, даже по выходным. Всякий раз, когда Диана собиралась остаться в Хайгроуве, Чарльз навещал друзей. Это было настолько цивилизованно, что он даже позволил ей развлекать ее любовника Джеймса Хьюитта. Известный наездник, с благословения Чарльза он также научил Диану и мальчиков ездить верхом.
Хотя между Чарльзом и Дианой, Томом и Дорией существовала схожая неприязнь, обе пары нашли способ преодолевать мели разочарований в той мере, в какой их дети могли поддерживать хорошие отношения с обоими родителями. На первый взгляд, обе группы родителей стремились к отсутствию открытой враждебности, но только Марклы успешно и последовательно достигали этого. Во многом это было связано с эмоциональным состоянием Дианы. Если бы она была счастлива с любовником, у них с Чарльзом сложились бы относительно цивилизованные, по сути, устоявшиеся отношения. Иногда это могла быть даже нежность, как у брата и сестры, которые не особенно близки, но имеют привязанность друг к другу.
Именно так и происходило во второй половине восьмидесятых, когда у Дианы был роман с Джеймсом Хьюиттом. Однако всякий раз, когда ее любовная жизнь не была удовлетворительной, она направляла на Чарльза весь свой гнев и устраивала бурю.
В такие моменты он был виноват во всем. Он разрушил ее жизнь, став тем, кем был, а не тем, кем она хотела его видеть. Если бы не он, ее жизнь была бы идеальной. Эти сцены были травмирующими для всех, включая детей, потому что, в то время как Чарльз оставался спокойным и делал все, что в его силах, чтобы избежать спора, Диана была его полной противоположностью. Когда она готовилась к драке, то старалась, чтобы она состоялась и чтобы все об этом знали. Она кричала на весь дом. Она оставалась в ярости еще несколько часов. Она швырялась оскорблениями и предметами и всегда доводила себя до слез отчаяния и истерики.
Поскольку Диана никогда не была верна ни одному любовнику, включая Джеймса Хьюитта и Хасната Хана, двух мужчин, в которых, по ее собственному утверждению, она была по-настоящему влюблена до Доди Аль Файеда, и поскольку она всегда искала идеального мужчину, который сделал бы ее жизнь полной, ее любовная жизнь была переменчивой, даже когда она была относительно налажена.
Всегда существовал какой-то непредсказуемый элемент в том, что могло бы вывести ее из себя, потому что ее раздражители не зависели от поведения ее мужа или даже любовника. Это была ее внутренняя потребность чувствовать себя любимой, и чувствовать, что эта любовь была чем-то, на что она могла положиться. Всегда старательно направляя свои извержения в сторону мужа, а не любовников, она не создавала стабильной и счастливой атмосферы дома.
Потом, когда все уляжется, она снова станет безмятежной, покладистой Дианой, которая понимала, что должна оставаться замужем за Чарльзом, и лучшим выходом для них было продолжать вести раздельное, но цивилизованное существование — он со своей любовницей, она со своим любовником.
Однако, когда Диане исполнилось тридцать, она начала задаваться вопросом, почему она должна оставаться замужем за Чарльзом. Она откровенно говорила, что хочет иметь любящего мужа и дочь. Это внесло совершенно новый уровень нестабильности в ее семейную жизнь. Теперь она была спусковым крючком не только тогда, когда была недовольна своей личной жизнью. Теперь она мечтала развестись с мужем и выйти замуж за того из любовников, за кого хотела бы выйти в тот момент — главными кандидатами были Джеймс Хьюитт, Оливер Хор и Хаснат Хан.
У Дианы было преимущество перед Чарльзом, которого не было ни у Тома, ни у Дории, но которое Меган разделяла с Дианой. Обе женщины, начиная с раннего детства, были продуктами разрушенных семей. Обе с раннего возраста учились тому, как существовать между противоборствующими сторонами, как спровоцировать конфликт, чтобы получить то, что они хотели. Обе были мягкими и сладкими, но также были жесткими под якобы уязвимой внешностью. Обе развили в себе тактические способности, присущие только детям в разрушенных семьях. В раннем возрасте они научились смягчать свои действия, вести переговоры и использовать любые инструменты, которые хорошо работали для достижения их цели, какой бы она ни была.
Хотя Меган воспитывалась в более мирной обстановке, Диана, несмотря на всю свою непостоянность, была любящей и заботливой матерью. Кроме того, она была самой влиятельной фигурой в нуклеарной семье Уэльсов. Она настаивала на том, чтобы ее дети росли, как обычные дети. Она решила, что они не будут такими дисциплинированными, как другие королевские дети, а будут проявлять всю свою непосредственность. Чарльзу не позволялось вмешиваться, и не было никакой надежды на вмешательство королевы.
Елизавета II, известная в семье как Лилибет, не была фактическим главой в своей семье. Главой был герцог Эдинбургский, чья роль постоянно оспаривалась и часто подрывалась могущественной матерью Лилибет, королевой Елизаветой, королевой-матерью. Поэтому Лилибет привыкла к двум главенствующим фигурам в своей семье — мужу и матери, которые не любили друг друга и которых она сдерживала в своем желании иметь счастливую и гармоничную семейную жизнь. Ее отношение только еще больше подорвало то влияние, которое она и ее муж имели на своего старшего сына и, следовательно, на его жену.
Хотя Филипп изо всех сил старался установить основные правила внутри своей собственной, Маунтбэттен-Виндзорской ветви семьи, Королева-мать была постоянным источником оппозиции, когда дело касалось Чарльза. Так было с самого раннего детства Чарльза. Она никогда не создавала проблем с тремя младшими королевскими детьми, но постоянно вмешивалась в дела Чарльза, потому что он однажды должен стать королем.
По ее мнению, она лучше всех знала, что нужно короне, а в отношениях с Чарльзом считала, что ни один из его родителей не понимал его так, как она. Она чувствовала, что это ее право, как бабушки и королевы-консорт, ободрять его и давать ему всю любовь и советы, в которых он нуждался.
Таким образом, королева-мать непреднамеренно усиливала вакуум влияния Чарльза в его собственной семье. Вакуум, который также поддерживали его родители, к которым он относился с неприязнью, поскольку к этому времени отношения Чарльза с королевой и принцем Филиппом были далеко не теплыми.
По мере того как Уильям и Гарри росли, становясь все более дикими, в аристократических кругах начали распространяться слухи о том, что они вышли из-под контроля. Покойный Кеннет Роуз, один из лучших журналистов своего времени, который лично дружил с несколькими членами королевской семьи, написал в своем дневнике после уик-энда с двоюродной сестрой Филиппа Леди Памелой Маунтбэттен и ее мужем Дэвидом Хиксом, «как утомителен был тринадцатилетний принц Уильям, всегда привлекая к себе внимание». Неудивительно, что он был так избалован перетягиванием каната своими родителями, придворными, слугами и частными детективами. Гарри был избалован еще больше.
Хотя принц Филипп был отцом семейства, имевшим огромное влияние на троих других своих детей, у него практически полностью отсутствовало влияние на Чарльза. Положение его и королевы, как родителей Чарльза, с годами было настолько подорвано королевой-матерью, что родители и сын фактически отдалились друг от друга. Они старались видеться как можно реже, а когда были вместе, то вели себя вежливо, как незнакомые люди. Между ними не было абсолютно никакой теплоты. Я думаю, что Королева и герцог Эдинбургский хотели бы, чтобы все было по-другому, но Чарльз просто не был заинтересован в этом.
Поэтому Филипп не мог вмешаться в воспитание детей Чарльза, хотя, по мнению всех членов семьи, в этом очень нуждались Уильям и Гарри, поскольку им не хватало достаточной степени дисциплины, чтобы они в конечном счете могли должным образом выполнять свои королевские обязанности. Поэтому оба мальчика продолжали расти в своей дикой манере, а все взрослые члены королевской семьи жаловались на отсутствие дисциплины, которую их мать сочла неуместной.
В то время никто из членов королевской семьи не понимал, что Диана на самом деле поощряла своих сыновей быть непокорными, или что она поощряла Гарри развивать мятежную черту, которая была присуща ее натуре. Об этом мальчики неосторожно расскажут позже, когда она скажет им: «Мне все равно, что вы делаете, лишь бы вас не поймали».
Конечно, Диана ожидала, что они всегда будут хорошо обращаться с прислугой. Она бы никогда не потерпела, если бы они грубили незнакомцам на людях. Она без конца повторяла, что они всегда должны помнить, что они — королевские особы, и поэтому они должны вести себя с миром в целом по-королевски.
Но одновременно Диана проповедовала тот же урок, который преподал своим сыновьям Джозеф Кеннеди: «Ты можешь нарушать правила, пока тебя не разоблачат. Дело не столько в правилах, сколько в том, чтобы тебя никто не поймал, когда ты их нарушаешь». Джо Кеннеди поощрял своих сыновей быть аморальными, прививая им этот кодекс. Диана делала то же самое.
Такое вольнодумное отношение было анафемой для королевской семьи. Правила имели значение. Люди были людьми, и каждый иногда нарушал правила. Но осознание того, что ты подчиняешься правилам, а не стоишь над ними, было важной частью того, чтобы быть по-настоящему королевским.
Никто не был лучшим примером этого, чем король Георг VI и его жена королева Елизавета. Королева-мать с самого начала своего замужества железной рукой в бархатной перчатке управляла своей ближайшей семьей, известной как «мы четверо». Король был под большим пальцем своей жены еще до того, как надел кольцо ей на палец. Две их дочери, принцессы Елизавета и Маргарита, также были воспитаны с самого рождения, чтобы всегда подчиняться своей матери.
Бывшая леди Элизабет Боуз-Лайон была сторонницей счастливой семьи, основанной на хороших манерах и традиционных ценностях, которые нисколько не противоречили королевской жизни. То, как будущая королева-мать устроила жизнь в своей семье, укрепило ее, поскольку она требовала железной дисциплины, придерживаясь во все времена традиционных королевских кодексов поведения. Поэтому Лилибет и ее сестра Маргарет были воспитаны как идеальные принцессы, и только после смерти королевы-матери менее формальная сторона Лилибет получила публичное выражение. А до тех пор она должна быть застегнута на все пуговицы, как того требовала ее мать.
Учитывая, что королеве было за семьдесят, когда умерла ее мать, степень контроля, наложенного королевой-матерью, была поразительной. Контраст между этим королевским образом жизни и образом жизни Дианы был очень резким. Хотя и Лилибет, и принцесса Маргарет были очень похожи по характеру, старшая сестра была по натуре сдержанной, хотя и эмоциональной, но в то же время остроумной и веселой. Младшая была определенно более общительной и неортодоксальной, более возмутительной и даже более веселой, но все это в рамках дисциплинированного королевского поведения.
Несмотря на свою веселую натуру, ни одна из сестер никогда не нарушала королевских границ, воспитывая своих детей. Все шестеро — Принц Чарльз, Принцесса Анна, Принц Эндрю, Принц Эдуард, Лорд Линли и Леди Сара Армстронг-Джонс — воспитывались в соответствии с древними королевскими и аристократическими традициями. Это были хорошо воспитанные дети, которые выросли в хорошо воспитанных, дисциплинированных и традиционно воспитанных членов королевской семьи и аристократов. Это означало, что, находясь на людях, они вели себя так, как от них ожидали, а не так, как им самим хотелось, хотя в уединении собственного дома их стандарты могли ослабнуть.
Конечно, это не относилось к детям Дианы. Обоим мальчикам было позволено «разгуляться», цитируя принцессу Маргарет. К тому времени, когда первенцу Дианы и Чарльза, Уильяму, исполнилось три года, Елизавета II оплакивала его недисциплинированность.
В 1986 году, когда он был пажом на свадьбе своего дяди Эндрю с Сарой Фергюсон, он снискал расположение публики, хотя и не своей семьи, ерзая, высовывая язык и вообще ведя себя как непослушный четырехлетний ребенок.
Гарри, которому исполнился год, был еще слишком мал, чтобы кто-то мог знать, пойдет ли он по стопам своего брата, но предвестники, которые окажутся слишком точными, не были хорошими.
Диана поощряла недисциплинированность, а получила дикость.
До этого момента в британской королевской семье был только один дикий королевский ребенок, о котором можно было только мечтать. Это был покойный дядя королевы Джон, эпилептик и (судя по его поведению) аутист, младший сын покойного короля Георга V и королевы Марии. Неконтролируемый, его отец часто говорил, что он был единственным человеком, которого он никогда не мог заставить повиноваться ему. Неуправляемый, но трагичный Джон умер в возрасте тринадцати лет от эпилептического припадка в 1919 году, через два месяца после окончания Первой мировой войны. Хотя его родители любили его, был почти слышен вздох облегчения, что природа пришла на помощь, ибо все указывало на то, что Джон стал бы главным позором для монархии, если бы дожил до совершеннолетия.
Последуют ли Уильям и Гарри по пути прапрадеда Джона, еще предстояло выяснить, но вопрос о том, как следует воспитывать мальчиков, не был однозначным из-за семейных отношений. Чарльз был любимым внуком королевы Елизаветы, королевы-матери. С ее точки зрения, он не мог сделать ничего плохого. Если он хотел закрыть глаза на то, как воспитываются его дети, она не должна вмешиваться. Более того, она понимала затруднительное положение Чарльза. Она сочувствовала его бессилию как отца и мужа перед лицом такой сильной жены, как Диана.
Королеве-матери было известно о поведении Дианы не только из того, что она знала от своей собственной семьи, но и от самой Дианы. Одной из служанок королевы-матери в опочивальне была бабушка Дианы Рут, леди Фермой, которая так не одобряла поведение Дианы, что к моменту своей смерти в 1993 году уже не разговаривала со своей внучкой. Леди Фермой считала Диану вероломной, опасной и безответственной. Она чувствовала, что та была ужасной принцессой Уэльской, подорвала монархию, была плохой дочерью и внучкой, была кем угодно, только не хорошей женой, и более того, оказалась опасно слабой матерью.
С другой стороны, Диана считала, что ее собственная семья и королевская семья были оторваны от нравов того времени. Она чувствовала, что им всем нужно немного расслабиться, чтобы меньше думать о хорошем поведении и быть более близкими к своим чувствам. Не для нее эта «жесткая верхняя губа».
Была ли она счастлива или грустна, она заботилась о том, чтобы все знали об этом. Она чувствовала, что важно быть в контакте со своими чувствами и показывать их, а не прятать за фасадом хорошего поведения. Во многих отношениях ценности Дианы больше соответствовали ее времени, чем семья, в которой она родилась или вышла замуж.
Она твердо решила, что ее дети не вырастут закованными в смирительную рубашку, как это было с королевскими и в меньшей степени аристократическими детьми. Особенно члены королевской семьи всегда были изолированы от повседневной жизни и даже от обычной дружбы. Даже в поколении Чарльза все британские королевские особы ожидали, что их ближайшие друзья, а зачастую и кузены более низкого ранга, будут обращаться к ним «сэр» и «мэм», а не по имени. Все подружки Чарльза были обязаны называть его «сэр», а брат королевы-матери, сэр Дэвид Боуз-Лайон, должен был обращаться к ней «мэм», даже когда принимал ее в своем доме в Сент-Полс-Уолден-Бери, хотя единственным присутствующим человеком был его добрый друг и сосед Бернетт Павитт.
Именно этот уровень формальности Диана справедливо стремилась изменить. Живя в менее ограниченном мире, она твердо решила, что ее дети получат воспитание, которое позволит им общаться с людьми на человеческом уровне, без тех уродливых ограничений, которые королевские формальности накладывают на членов королевской семьи. Служащие должны были называть их Уиллс или Уильям и Гарри, а не Ваше Королевское Высочество или Сэр. Они могут пойти и побеспокоить прислугу на кухне. В первую очередь они должны были быть людьми, а во вторую — принцами.
У Гарри был один непреодолимый недостаток. Он был вторым сыном. Вторые сыновья в королевских или аристократических кругах считаются не иначе как запасные. Все достается первому сыну. Может быть только один король, герцог, маркиз, граф, виконт, барон или баронет. Только первенец может унаследовать трон, дворец, замок, поместье и все его имущество. Вторые сыновья, конечно, кое-что наследуют. У них есть вторичные титулы, вторичные владения, вторичные доходы, которые идут вместе с их вторичным статусом. Но единственный способ сохранить гегемонию заключается в том, чтобы практически все перешло к первенцу.
В мире, где родился Гарри, вторые сыновья — граждане второго сорта. Это явление настолько хорошо известно, что даже имеет собственное название: синдром второго сына. Это не обязательно должно быть проблемой. Мой первый бойфренд был вторым сыном; я вышла замуж за второго сына; и мой друг, с которым я познакомилась после своего брака, тоже был вторым сыном. Некоторые вторые сыновья справляются со своим положением лучше других. Мой бойфренд до замужества и мой давний друг оба относились к этому спокойно, но слишком много вторых сыновей горько завидуют своим старшим братьям. Они возмущены тем, что случайность рождения помешала им получить львиную долю денег, статуса, власти и привилегий. Они забывают, что их статус также является случайностью рождения, и они могли бы также родиться в нищете в Сомали, а не в роскоши в Великобритании.
Одни матери справляются с синдромом второго сына лучше, чем другие. Некоторые воспитывают своих детей так, чтобы они понимали, что жизнь несправедлива, что ты должен быть благодарным за малые и большие милости, а не желать жену, осла или имущество своего брата в соответствии с предписанием десятой заповеди. Они указывают своим вторым сыновьям, как им повезло, что им не придется жить по наследству, которое может быть обременено не только привилегиями, но и сокрушительным грузом ответственности, для которой природа, возможно, не подготовила ни одного из сыновей, но которую первенец должен будет научиться нести, независимо от того, склонен он к этому или нет.
Другие матери настолько очевидно предпочитают ребенка, который унаследует трон или титул пэра, что они портят как первого, так и второго сына на всю оставшуюся жизнь.
Третьи делают то же, что и Диана. Они переигрывают. Хотя она всегда держала мальчиков на привязи, зная, что только Уильям однажды станет королем, она тем не менее пыталась уравнять неравную ситуацию, ошибочно полагая, что сможет восстановить равновесие, обеспечив Гарри дополнительную эмоциональную безопасность.
Даррен Макгрэди, шеф-повар Кенсингтонского дворца с 1993 по 1997 год, вспоминал, как она говорила ему: «Ты позаботься о наследнике, а я позабочусь о запасном».
Она открыто заявляла, что с Уильямом всегда будет все в порядке; а Гарри был тем, за кем она должна была присматривать. Она часто говорила, что Гарри «такой же болван, как я», а Уильям «такой же, как его отец». Это делало ее более покровительственной и снисходительной к Гарри.
Точно так же, как юная Меган чувствовала, что проблема ее расы влияет на нее более остро, чем это видели окружающие, так и Гарри с раннего возраста осознавал разницу между собой и своим старшим братом. Он часто жаловался, что королева-мать осыпала Уильяма вниманием, практически игнорируя его; что она сажала Уильяма рядом с собой, в то время как его сажали подальше, когда они приезжали навестить ее.
Однажды он страшно расстроился, когда дворецкий принес сандвичи для нее и Уильяма, но не для него. Мне трудно поверить, что королева Елизавета, Королева-мать, допустила бы такое пренебрежение, и я подозреваю, что в рассказе был опущен важнейший элемент истории. Тем не менее факт остается фактом: с самого раннего возраста Гарри остро осознавал разницу в значимости между собой и Уильямом, причем до такой степени, что офицер охраны Дианы Кен Уорф рассказывал, как, когда ему было четыре или пять лет, Гарри сообщил их няне: «В любом случае это не имеет значения, потому что Уильям собирается стать королем». Уорфу показалось удивительным, что Гарри, даже в таком нежном возрасте, так хорошо осведомлен об этом факте.
Двухлетняя разница в возрасте означала, что оба мальчика находились на разных стадиях развития. Гарри был мягким и милым ребенком, который ничего так не любил, как лежать рядом с матерью на диване или кровати и смотреть с ней фильмы или телепередачи. Он не стыдился быть маменькиным сынком, в то время как его старший брат был таким независимым и даже агрессивным, что его прозвали Ненавистником.
При наличии выбора детям гораздо больше нравится жить в деревне, чем в городе. Дворцы мало чем отличаются от обычных домов, разве что размерами, и обоим мальчикам больше всего на свете нравилось ездить на выходные в Хайгроув вместе с отцом. Вопреки дезинформации, которую Диана позже распространила о своем муже, Чарльз был хорошим и заботливым отцом, дети любили его так же сильно, как и он их. Он играл с ними так же, как его отец играл с ним. Для них он соорудил специальную яму, наполненную разноцветными шариками, и нырял в нее вместе с ними. Он велел построить для них дом на дереве.
Он водил их на долгие прогулки по поместью, открывая им глаза на красоту природы и одновременно рассказывая о флоре, которая была его страстью. Он водил их смотреть на новорожденных ягнят, поощрял их держать домашних животных — их мать не была любительницей животных — и показал Гарри, как ухаживать за его любимцем, кроликом.
Чарльз любил сельскую местность, и по мере того, как мальчики росли, они тоже полюбили ее. Они научились стрелять кроликов, получать удовольствие от пребывания на свежем воздухе, что определенно не было чем-то, что нравилось их признанной «столичной малышке» матери.
У Гарри и Уильяма были пони, и с раннего детства Гарри учился ездить верхом, сначала у местного инструктора по имени Марион Кокс, а затем у Джеймса Хьюитта.
Молодой принц был бесстрашен и имел то, что его тетя Анна, олимпийская чемпионка по верховой езде, называла «хорошей посадкой». Любовь к лошадям, конечно же, была свойственна королевской семье. И Королева, и королева-мать были страстными лошадницами. Принц Филипп был первоклассным игроком в поло а, выйдя на пенсию, занялся ездой в экипаже. Принц Чарльз также был игроком в поло, и принцесса Анна чувствовала, что у Гарри также есть такие природные способности, что он может посвятить себя конному спорту.
Больше, чем лошадей, Гарри с раннего детства любил все военное. Джеймс Хьюитт рассказывал мне в 1990-х годах, как он сделал мини-форму для обоих принцев, и как они обожали ходить в ней, особенно после того, как Джеймс научил их правильно отдавать честь.
Но именно Гарри, а не Уильям, по-настоящему любил военную службу, и даже в таком раннем возрасте было очевидно, что его нишей станет карьера в Вооруженных силах.
И это было к лучшему, потому что, как только Гарри пошел в школу, сразу стало ясно, что он такой же неученый, как и его мать.
В возрасте трех лет он последовал за Уильямом в детский сад Монтессори, детский сад Миссис Майнорс в Чепстоу-Виллас в Ноттинг-Хилле, в пяти минутах езды от Кенсингтонского дворца. Джейн Майнорс была дочерью епископа, чьи тридцать шесть подопечных начинали свой день с молитвы, после чего переходили к пению, вырезанию ножницами из бумаги и изготовлению фигур, пению или игре на улице. В те годы, когда детей готовили к получению официального образования, они должны были научиться рисовать и петь, но не читать.
Хотя Гарри, казалось, начал достаточно хорошо, его развитию не способствовала склонность Дианы позволять ему прогуливать занятия. Он предпочитал сидеть с ней дома, часами лежа у нее на коленях, пока они смотрели кино, а не ходить в школу. Подруга Дианы, Симона Симмонс, вспоминала, что «у него чаще был кашель и простуда, чем у Уильяма, но ничего серьезного. Я думаю, что большую часть времени он просто хотел быть дома со своей мамой. Ему нравилось быть с ней наедине и не соперничать с Уильямом».
Диане тоже нравилось быть с ним наедине. Пребывание Гарри у миссис Майнорс совпало с разгаром любовной связи Дианы с Джеймсом Хьюитом. В разное время она предавалась фантазиям о браке с ним, создавая для себя такую степень разочарования, которая не могла способствовать спокойствию. Ее дети, особенно Гарри, были ее утешением, и она получала столько же эмоционального удовлетворения от общения с ними, сколько и они от нее.
Раз в неделю, по средам, Диана водила мальчиков пить чай к их бабушке королеве. Она предупреждала их, чтобы они вели себя как можно лучше, и они, несомненно, так и делали, но их плохое воспитание было очевидно даже тогда, когда они вели себя хорошо.
По словам подруги Дианы Кэролин Бартоломью, Гарри был особенно «демонстративным и ласковым, самым обнимающимся маленьким мальчиком», что само по себе указывало на некоторую степень эмоциональности, которая не соответствовала королевскому образу жизни, в котором эмоциональное сдерживание ценится выше демонстративности. Уже были опасения, что мальчики под присмотром Дианы вырастут такими же сверхэмоциональными, как и она. И это было то, чего никто не хотел, потому что публичные роли лучше всего исполняются с эмоциями, которые сдерживают, а не упиваются ими.
В возрасте пяти лет Гарри последовал за Уильямом в подготовительную школу Уэтерби в Уэтерби Гарденс, Кенсингтон. Этот дом был даже ближе к Кенсингтонскому дворцу, чем дом миссис Майнорс.
Теперь, когда Гарри стал намного старше, сидеть дома, свернувшись калачиком на диване и смотреть фильмы с мамой, было не так привлекательно, поэтому его посещаемость улучшилась. Он был популярным учеником, шумным и веселым — качества, которые он сохранит и во взрослой жизни, по крайней мере до женитьбы.
Когда он не ходил в школу, то бродил по квартирам персонала, болтая с сотрудниками и умоляя Кена Уорфа, офицера охраны его матери, дать ему задания. Гарри ничего так не любил, как получать военные задания. К этому времени все были убеждены, что его будущее — в армии.
Кроме того, Гарри был прирожденным спортсменом. Он был хорош во всем, что делал. Научившись кататься на лыжах в возрасте шести лет, он был бесстрашен на склонах, хотя иногда не мог остановиться. Однажды его пришлось выкапывать из грязи, когда он съехал со снежной трассы и оказался в кустах.
Скоро у него появится больше возможностей для развития своего атлетизма. В сентябре 1992 года Гарри был отправлен в школу Ладгроув, подготовительную школу в Уокингеме, графство Беркшир, недалеко от Виндзорского замка и еще ближе к ипподрому его бабушки, Аскоту. Уильям уже учился там. Присутствие старшего брата облегчало переход. Первые несколько недель Гарри, как и большинство новичков, тосковал по дому, но быстро приспособился, отчасти с помощью Уильяма, а отчасти обнаружив, что теперь у него есть множество спортивных занятий на выбор. Вскоре он с энтузиазмом играл в футбол, теннис, регби и крикет, его физическая сила компенсировала его интеллектуальные недостатки.
Вскоре стало ясно, что Диана права. Гарри был сыном своей матери. У него не было никаких академических наклонностей. Это было своего рода разочарованием для его отца и школы, так как Уильям пошел по стопам отца и проявлял интеллектуальный интерес к множеству предметов.
Позже в том же году королева назовет 1992 год своим annus horribilis (несчастливый год, лат. — прим. переводчика). Гарри нелегко было поступить в школу-интернат в разгар войны в семье Уэльских, когда стало известно о том, что его родители разошлись.
Первым выстрелом стала публикация в марте того же года моей книги «Наедине с Дианой: принцесса, которую никто не знает», в которой говорилось, что у принца и принцессы Уэльских были внебрачные связи, что она хотела выйти замуж, что она страдала булимией и даже что она верила, что ее покойный любовник Барри Маннаки, бывший офицер ее охраны, был уничтожен, чтобы помешать ему рассказать об их романе; это убеждение она позже подтвердит в печати и на телевидении. (Автор никогда не разделяла ее убеждений и всегда считала, что Маннаки погиб в обычной дорожной катастрофе). Книга стала мировым бестселлером, попав в списки бестселлеров New York Times и London Times.
Несколько месяцев спустя вышла книга Эндрю Мортона «Диана: ее истинная история». Когда стало ясно, что эта книга была написана со слов Дианы, она произвела еще больший фурор, и публика наивно полагала, что ее содержание должно быть правдой, если за ее публикацией стоит Диана.
На самом деле, конечно, Диана внесла свой вклад в содержание обеих книг, и причина, по которой книга Мортона была написана, заключалась в том, что она и этот автор поссорились из-за ее решимости предложить версию своей истории, настолько сильно склоненную в ее пользу, что это было больше пропагандой, чем фактом.
С точки зрения детей, однако, самым мучительным инцидентом, должно быть, стала публикация расшифровки телефонных разговоров Дианы 23 августа 1992 года в британском таблоиде The Sun.
Эти записи также можно было прослушать за определенную плату, и хотя самые интимные моменты были вырезаны, остальные не оставляли места для сомнений. У Дианы был роман с Джеймсом Гилби, и, что еще важнее, было очевидным ее презрение к королевской семье. Как она выразилась, возмущенная тем, что они не были ей благодарны за ее присутствие среди них, «после всего, что я сделала для этой гребаной семьи».
В ноябре Чарльз и Диана отправились в турне по Южной Корее. Поведение Дианы было настолько недовольным, настолько явно несчастной она чувствовала себя в присутствии мужа, что история снова превратилась в обсуждение катастрофического положения брака Уэльсов, а не англо-южнокорейских отношений, как предполагалось. В ответ школа Ладгроув запретила своим ученикам доступе к газетам в надежде, что Гарри и Уильям не смогут прочитать публичные спекуляции о состоянии брака их родителей.
Во многих отношениях директор Ладгроува Джеральд Барбер справился с ситуацией как нельзя лучше. Отфильтровав плохие новости, он создал кокон, в котором его ученики прекрасно себя чувствовали, не обращая внимания на уродливые реалии внешнего мира. Таким образом, Гарри и Уильям были максимально защищены от последствий скандала, связанного с распадом брака их родителей. Они ходили на занятия, играли в игры, общались с другими учениками, как будто жизнь за пределами школы шла своим чередом, хотя на самом деле все было наоборот.
Когда Чарльз и Диана вернулись из катастрофической поездки в Южную Корею, Королева согласилась на их раздельное проживание. Для монарха и ее супруга стало очевидно, что единственным выходом будет официальное расставание Чарльза и Дианы. Достигнув своей цели, Диана договорилась с Джеральдом Барбером встретиться с мальчиками в его кабинете, где сообщила им, что они с папой будут жить порознь, хотя оба по-прежнему любят своих мальчиков и ничего не изменится.
По правде говоря, это было гораздо больше, чем просто фигура речи. На самом деле принц и принцесса Уэльские фактически жили раздельно детских лет Гарри. Мало что изменится в их реальном образе жизни, за исключением того, что Диане и Чарльзу больше не придется мучительно притворяться супружеской парой в тех редких случаях, когда долг или удобство сводили их вместе. Как выразился Патрик Джефсон, личный секретарь Дианы, выходные были «настоящим источником трудностей для них обоих», и теперь, когда они расстались, можно было надеяться, что перетягивание каната, за которое, надо сказать, в значительной степени отвечала Диана, закончится.
Но этого не произошло, по крайней мере в краткосрочной перспективе, поскольку Диана продолжала создавать столько трудностей, сколько могла. Только после того, как она сыграла свою роль в интервью Мартина Башира в ноябре 1995 года, что привело к множеству непредвиденных и нежелательных трудностей для нее, она переосмыслила свою тактику и стала более сговорчивой. А к тому времени ее мальчики уже достаточно выросли, чтобы выражать желание проводить больше времени с отцом и его семьей в деревне, наслаждаясь сельскими развлечениями, такими как стрельба, охота, рыбалка и верховая езда, а не оставаться в Лондоне с Дианой в Кенсингтонском дворце, мегаполисе, который она находила желанным, но привлекательность которого надоела обоим мальчикам.
Хотя они вернутся, когда немного подрастут и ночная жизнь станет более важной чертой в их жизни, чем тогда.
Когда Диана сообщила о разводе, Гарри заплакал, а Уильям, чей возраст помог ему лучше понять реальность жизни своих родителей, просто поцеловал ее в щеку и сказал, что надеется, что теперь они с Чарльзом «оба будут счастливее». После того, как Диана ушла, Уильям, играя роль старшего и более мудрого брата, предложил брату дальнейшую линию поведения: они не должны принимать чью-либо сторону, не должны проявлять предпочтения и должны одинаково уважать обоих родителей. Гарри согласился.
В течение трех оставшихся лет, что Уильям оставался в Ладгроуве с Гарри, поведение братьев не могло быть более непохожим. Успеваемость Гарри была повторением успеваемости Дианы, когда она училась в одной школе со своей одаренной старшей сестрой. Но Диана не видела причин для беспокойства из-за учебы Гарри, ведь она была с ним в одной лодке.
Она всегда давала понять Гарри и всем остальным, что они — две горошины в одном стручке. Посмотрите, как хорошо сложилась для нее жизнь. Ей не нужно было достигать академических успехов, чтобы прекрасно жить после школы. Конечно, она была права, но чисто технически — она заостряла внимание на его сильных сторонах и поощряла его чувствовать себя хорошо, несмотря на его плохие результаты в учебе.
В 1995 году Уильям покинул Ладгроув и поступил в Итон. В сентябре Чарльз, Диана и Гарри сопровождали его в первый день в колледже.
Гарри присоединился к Уильяму в Итоне три года спустя, когда их мать уже умерла. Смерть Дианы тяжело ударила по обоим мальчикам, но Гарри страдал сильнее, чем Уильям. Он всегда был маменькиным сынком и, будучи намного моложе Уильяма, был не так хорошо подготовлен, чтобы справиться с потерей.
По его собственному признанию, он «эмоционально отключился» и был «очень зол». Это не помогло ему в учебе, и его пребывание в Итоне было трудным.
От друзей, чьи дети сейчас учатся в Итоне, я знаю, что даже сейчас школа считает за честь дать образование наследнику и наследнице престола. Тем не менее, успехи Гарри в Итоне были далеко не выдающимися.
«Его бы никогда не приняли, если бы он не был принцем Генрихом Уэльским», — сказал мне старый итонец, который все еще поддерживает хорошие связи со школой. «Он просто не обладал достаточным интеллектом, чтобы достойно учиться в такой академической школе. Ему было бы гораздо лучше посещать Гордонстоун, где характер имеет гораздо большее значение, чем академические результаты».
Другой итонец рассказал: «До сих пор существуют всевозможные легенды (в Итоне) о том, как школа должна была изменить свои академические требования, чтобы Гарри мог сдавать тесты. И даже тогда он подводил их, к отчаянию своих учителей».
Многие из этих претензий были подтверждены выводами суда по трудовым спорам в 2005 году, когда Сара Форсайт, искусствовед, подала в суд на Итон за несправедливое увольнение. Она утверждала, что глава отдела искусств Ян Берк попросил ее «помочь принцу Гарри с текстом для его экспрессивного художественного проекта» на экзамен по искусству уровня А. Во время судебного процесса были представлены доказательства, свидетельствующие о том, что Итон не только чудом поставил положительные оценки на вступительных экзаменах Гарри, но и дальше они делали все, чтобы он сдавал текущие экзамены.
Суд вынес решение в пользу Мисс Форсайт, а директор Тони Литтл, заместитель директора преподобный Джон Паддфут, Иэн Берк и другие «были прямо обвинены трибуналом в том, что они были неудовлетворительными свидетелями, чьи слова были ненадежными». Также трибунал сообщил, что он не стал выяснить, помогал ли Итон Гарри в списывании на экзаменах, только потому, что «это не входит в функции этого трибунала».
Ко времени прибытия Гарри в Итон Уильям зарекомендовал себя успешным студентом, как среди учителей, так и среди учеников. Он хорошо успевал в учебе. Он был спортсменом. Он прекрасно ладил со своими сверстниками. Позже он будет избран в группу префектов, которые управляли школой, избран главой Oppidan Wall (игра в Итоне, немного схожая с регби, — прим. переводчика) и награжден Почетным мечом как армейский кадет.
«Уильям был по-настоящему популярен. Он всем нравился. Этого нельзя было сказать о Гарри», — сказал мне один из родителей одного из его сверстников.
«Он был самоуверен и враждебен. Он был очень сердитым молодым человеком. Он крутился вокруг да около, тыча всех носом в то, что он принц Генрих Уэльский: как раз то, чего не следовало делать. В Итоне всегда учились члены королевской семьи. Дядя королевы, герцог Глостерский, учился в Итоне, как и два его сына, принцы Уильям и Ричард, а также племянники Эдди (герцога Кентского) и Принц Майкл. Так же как и брат королевы Марии принц Александр Текский и его сын принц Руперт, чья мать была внучкой королевы Виктории Принцессой Алисой Олбанийской. Король Непала, Король бельгийцев Леопольд III… список довольно бесконечен. У Гарри на плече была определенная фишка, и это делало его непопулярным».
Точно так же, как цвет кожи Меган был для нее невидимой проблемой, королевский статус Гарри — или, по крайней мере, его восприятие этого — становился проблемой для него.
— Я вообще не любил школу, — признался он. — Я хотел быть плохим мальчиком.
И так оно и было. Он убегал из школы. Он пил и курил. Он вел себя оскорбительно. И он баловался наркотиками.
Люди, чьи дети учились вместе с ним в школе, утверждают, что он был «непопулярен среди мальчиков, но учителя давали ему некоторую слабину не только потому, что он был принцем — хотя это было основной причиной – но и потому, что он так трагически потерял свою мать. Кто мог забыть этого бедного двенадцатилетнего мальчика, идущего за гробом своей матери с венком, на котором было написано «Мама»?
К счастью для Гарри и в меньшей степени для Уильяма, в момент смерти матери у них была второстепенная женская фигура, которая уже играла значительную роль в их жизни со времени разлуки родителей. Александра «Тигги» Легг-Бурк была назначена личным помощником принца Уэльского в 1993 году, вскоре после его расставания с Дианой.
Она отвечала за благополучие и, в меньшей степени, за развлечения двух принцев, когда они находились на попечении отца. Хотя ее часто описывали как няню, это описание неточно. Во всяком случае, старое французское монархическое описание гувернера для королевских детей более точно отражало ее статус, поскольку она была членом высшего класса, которым няньки не являются.
Тогда ей было двадцать восемь, и ее королевские верительные грамоты были безупречны. Ее брат Гарри был почетным пажом королевы с 1985 по 1987 год. Ее дед по материнской линии, третий Лорд Гланаск, был лордом-лейтенантом Брекнокшира во времена правления отца королевы, короля Георга VI. (Лорды-лейтенанты — представители монарха в различных графствах).
Ее мать, достопочтенная Шан Легг-Бурк, была фрейлиной Королевской принцессы с 1987 года, в 1991 году была назначена Верховным Шерифом Пауиса, а позже стала Лордом-лейтенантом Пауиса, где располагалось семейное поместье Глануск-парк площадью 6000 акров.
Краткое изложение обязанностей Тигги было простым: займи мальчиков чем-нибудь. Поскольку она была воплощением аристократического, но простого и приземленного образа жизни, то получив назначение, она четко сформулировала разницу между своим подходом к детям и подходом Дианы: «Я даю им то, что им нужно на данном этапе: свежий воздух, ружье и лошадь. Она дает им теннисную ракетку и ведро попкорна в кино».
Диана всегда завидовала любой женщине, к которой ее дети относились с теплотой. Когда они слишком полюбили свою няню Барбару Барнс, она избавилась от нее с быстротой, которая явно говорила о том, какой она была соперницей и собственницей. Однако она мало что могла сделать, когда стало ясно, что оба мальчика обожают Тигги, как это подтвердили Принцесса Маргарет и ее кузина леди Элизабет Энсон.
Королевская семья была в восторге от того, что у мальчиков появилась «более сельская женщина» в их жизни, чтобы уравновесить влияние их столичной матери. Диана пыталась использовать курение Тигги против нее, требуя, чтобы ее сыновья не находились в одной комнате с ней, когда она курила. Эта и другие уловки, такие как требование, чтобы Тигги вышла из комнаты, когда она разговаривала с сыновьями по телефону, не смогли ослабить власть Тигги над мальчиками, и Диана была одержима ею.
Всегда склонная видеть закорючки там, где все остальные видели прямые линии, Диана сказала своему адвокату Лорду Мишкону, что «Камилла на самом деле была не любовницей Чарльза, а приманкой для его настоящей любимицы, няни Тигги Легг-Бурк», факт, который он засвидетельствовал во время расследования Лордом-судьей Скоттом Бейкером смерти Дианы в октябре 2007 года.
Диана также изложила эту теорию своему дворецкому Полу Барреллу в письме, которое она написала в октябре 1993 года и содержание которого также было предложено в качестве доказательства во время расследования. Она заявила:
“Этот конкретный этап в моей жизни наиболее опасен — мой муж планирует несчастный случай в моей машине, отказ тормозов и серьезную травму головы, чтобы расчистить путь для себя и жениться на Тигги. Камилла — не что иное, как приманка, так что нас всех использует этот человек во всех смыслах этого слова».
Если, как утверждала Диана в течение трех лет между 1993 и 1996 годами, Чарльз действительно был влюблен в Тигги и намеревался жениться на ней, а Камилла была всего лишь приманкой, то это делало абсурдным мнение общественности о том, что Диана считает Камиллу ответственной за распад ее брака.
Однако, поскольку большая часть драм, связанных с предполагаемой ролью Тигги в жизни Чарльза, происходила за стенами дворца, вне поля зрения и слуха широкой публики, публика продолжала верить, что Диана рассматривала ее как главную угрозу, хотя она этого не делала.
К 1995 году Диана была настолько поглощена верой в то, что Тигги заменит ее на посту принцессы Уэльской, что ей удалось убедить себя, что Чарльз оплодотворил Тигги. Как заявил ее личный секретарь Патрик Джефсон, Диана «ликовала, обвиняя Легг-Бурк в том, что она сделала аборт».
Не желая держать эту информацию при себе, своих друзьях и соратниках, Диана подошла к Тигги на рождественской вечеринке во дворце 14 декабря и сказала ей об этом в лицо.
Тигги пришла в ярость и посоветовалась со знаменитым адвокатом по клевете Питером Картер-Руком. С благословения королевы четыре дня спустя он написал Диане, требуя извинений и опровержения. Это, вместе с интервью Дианы «Панораме» месяцем ранее, привело к тому, что 20 декабря королева написала Чарльзу и Диане, требуя, чтобы они немедленно развелись.
Тем временем публика продолжала верить, что замечание Дианы в ее интервью «Панораме» о том, что «нас было трое в браке», относилось к Чарльзу, Камилле и ей самой, тогда как на самом деле оно относилось к Чарльзу, Тигги и ей самой.
Последствия для Дианы наступили быстро и яростно. 22 января 1996 года ее личный секретарь Патрик Джефсон, сочтя свое положение несостоятельным после того, как она так испачкала свою репутацию, что сделала несостоятельным свое собственное положение, подал в отставку. Днем позже то же самое сделала его ассистентка Николь Кокелл. Теперь Диана была парией в королевских и светских кругах. К тому времени, как пресса узнала об этой истории, она была полностью изолирована.
Диана сильно переиграла свою роль. Поступая так, она потеряла симпатию своих самых верных сторонников, оттолкнула всю королевскую семью, за исключением двух своих детей, а также настроила против себя истеблишмент и оказалась полностью лишенной сторонников, кроме самого интимного окружения. Дальше ей предстояла серьезная игра в догонялки, чтобы вновь утвердиться в качестве уважаемого общественного деятеля, и к моменту своей смерти она лишь частично восстановила свое положение. Хотя подлинная трагедия ее несчастливого конца стерла все с лица земли, она также создала целый ряд новых осложнений для ее детей, в частности для ее младшего сына.
О том, как много выходок их матери было известно Гарри и Уильяму, когда дело шло к разводу, — спорный вопрос. Судя по последующим высказываниям Гарри, он никогда не углублялся глубоко в перипетии отношений своих родителей или в тонкости многих высказываний и позиции своей матери.
Однако несомненно то, что и Гарри, и Уильям остались преданными Тигги. В 1996 году Уильям отказался пригласить кого-либо из своих родителей на празднование Четвертого июня в Итоне (самый известный праздник Итона — празднование дня рождения короля Георга III, покровителя колледжа, — прим. переводчика), пригласив вместо этого Тигги.
А когда Диана погибла, Тигги немедленно улетела в Балморал, чтобы быть с мальчиками. Гарри не отходил от нее, пока не покинул замок, и, по словам Лиз Энсон, «мальчики всегда были желанными гостями в ее доме в Норфолке».
Полугодовые каникулы Гарри в октябре 1997 года совпали с запланированной поездкой принца Чарльза в Южную Африку. Это было всего через шесть недель после смерти Дианы, поэтому он решил взять Гарри с собой вместе со школьным другом Чарли Хендерсоном и Тигги. Это был правильный шаг. Гарри не только отвлекся, но и познакомился с совершенно новым миром, который в равной мере зацепит и вдохновит его. Он встретился с президентом Нельсоном Манделой, вождями различных племен и старейшинами, отправился в свое первое сафари, увидел «Спайс Герлз» и получил яркое описание англо-зулусской войны 1879 года, в которой погиб принц-император, наследник императора Наполеона III.
В 1999 году Тигги вышла замуж за Чарльза Петтифера. Она отказалась от своей роли гувернантки, но не от продолжающейся дружбы с Уильямом и Гарри, которые оба приехали на ее свадьбу. Она, конечно, посещала их и осталась близким другом семьи. Она также присутствовала на параде Суверена в Сандхерсте в апреле 2006 года, когда Гарри вышел в отставку в качестве офицера престижного домашнего кавалерийского полка, в котором Королева является главнокомандующим, а принцесса Анна — полковником.
К этому времени Гарри уже был на пути к тому, чтобы найти себя. Его юность была чем-то вроде пустыни. Потеря матери заставила его эмоционально замкнуться, хотя вполне возможно, что он когда-нибудь вырос бы без какого-то эмоционального багажа, учитывая беспокойный брак его родителей и постоянно меняющиеся взгляды матери, а также то, как она избаловала его.
Он также унаследовал ее неакадемические, но очень эмоциональные наклонности. Это наследство вызвало у него столько же конфликтов, сколько у самой Дианы нерешенные проблемы, возникшие из-за развода ее родителей. Как и его мать, Гарри вырос в иногда изменчивую, непредсказуемую, враждебную, агрессивную, но в то же время очаровательную, милую и энергичную личность.
Когда The News of the World опубликовала зловещий отчет о том, как он принимал наркотики и пил в клубе Club H, ночном клубе с черными стенами, который Чарльз разрешил мальчикам открыть в Хайгроуве, и о его вторжениях в соседний паб The Rattlebone Inn, Принц Уэльский отреагировал мудро. Он отправил его в Фезерстоун-Лодж, реабилитационную клинику для наркоманов в тогдашнем немодном районе Пекхэм на юго-востоке Лондона, где он сидел на сеансах терапии с наркоманами и узнал, что многие из бывших героиновых наркоманов начинали с марихуаны. Гарри сопровождал Марк Дайер, бывший офицер Валлийской гвардии, которого в 1997 году Чарльз назначил конюшим и который сопровождал Гарри в Южную Африку.
К этому времени Марко, как Гарри называл Дайера, стал для него чем-то вроде мужского образца для подражания, и хотя Гарри едва ли стал трезвенником после этого эпизода, это позволило ему не поддаться соблазну наркотиков. Вместо этого он сдался в объятия армии.
«С детства мне нравилось носить военную форму, бегать с винтовкой, прыгать в канаву, жить под дождем и все такое, — рассказал Гарри.
Он намеревался поступить в Королевскую Военную академию Сандхерст, чтобы обучаться в качестве армейского офицера, но сначала он в сентябре 2003 года отправился в Австралию на первый этап своего учебного года. Это было сделано по приказу его отца, который сам провел год в кампусе Timbertop средней школы Джилонга в юго-восточном штате Виктория, когда был подростком.
На самом деле Гарри намеревался проводить время, играя в поло в Аргентине и катаясь на лыжах в Клостерсе, но Чарльз, помня об опасности слишком частых вечеринок, настоял, чтобы Гарри последовал примеру Уильяма, который отправился в Белиз и Чили, где он выполнял гуманитарную работу для благотворительной организации устойчивого развития Raleigh International. Поэтому Чарльз организовал для Гарри работу в Тулумбилле, овцеводческой станции площадью 400 000 акров в Квинсленде, после чего он должен был отправиться в Лесото, чтобы работать с детьми в подражание своей матери.
Австралийская часть года была не совсем удачной. У Гарри были сложные отношения с прессой, которую он считал назойливой. Не помогало и то, что он не выполнял никаких официальных обязательств, но австралийский государственный кошелек должен был покрыть часть расходов в размере 1,3 миллиона долларов на офицеров его охраны. Австралийская пресса чувствовала, что он обязан предоставить им «доступ к телу». Но он препятствовал фотографированию, отказывался отвечать на вопросы, а просто делал заявления, в которых ясно давал понять, что он крайне зол и считает их назойливостью.
Ситуация не улучшилась, и когда он вернулся в Лондон перед отъездом в Лесото. Его фотографировали шатающимся от одного ночного клуба к другому в компании нескольких женщин с неизменным стаканом в руке. У одного из клубов произошла ссора с фотографом, и к тому времени, как он отбыл в Лесото на второй год своего отпуска, он уже почти укрепил свою репутацию пьяного и неуклюжего парня.
Хотя в то время это не было очевидно, этот аспект его личности, вызывая негативные комментарии в ханжеских порталах бульварной прессы, сработает в его пользу в дальнейшем.
Лесото вошло в жизнь Гарри благодаря Марку Дайеру. Дайер дружил с Дэмиеном Уэстом и его братом Домиником, звездой американского телесериала «Роман», которые учились в колледже Ampleforth в их родном Йоркшире вместе с королем Лесото Летсие III и его младшим братом принцем Сеисо.
Побывав с Гарри в Южной Африке и увидев, как он влюбился в Африку, Дайер договорился, чтобы Доминик Уэст представил Гарри принцу Сеисо. Оба мужчины потеряли своих матерей, Королева Мамохато умерла незадолго до их встречи в Лондоне. Она была почитаемой фигурой в высокогорном, не имеющем выхода к морю королевстве, которое полностью окружено Южной Африкой.
Лесото занимало второе место по уровню ВИЧ-инфекции в мире. Около тридцати процентов взрослого населения заражено этим вирусом, средняя продолжительность жизни сократилась с шестидесяти до тридцати лет, и в 2000 году король был вынужден объявить ВИЧ/СПИД стихийным бедствием.
Лесото также было бедным королевством, где тысячи детей отправлялись в горы, чтобы ухаживать за стадами крупного рогатого скота и овец с пятилетнего возраста, живя в полностью мужском окружении без каких-либо материальных или эмоциональных удобств.
Черпая вдохновение из отношения своей матери к тем, кто страдает от бедности, а также от СПИДа, Гарри увидел в этом возможность внести свой вклад. Он ухватился за возможность провести время в Лесото.
В течение первых нескольких недель принц Сеисо играл роль хозяина, водил его по окрестностям и рассказывал об огромных проблемах, с которыми сталкивался народ его бедной страны.
— Мы показали ему все стороны жизни в Лесото. Он видел, как люди умирали от СПИДа, проявляя очень серьезные симптомы, и им оставалось жить всего несколько дней. Гарри был очень удивлен. Я думаю, что это действительно сильно повлияло на него. Похоже, он искренне хочет сыграть какую-то роль во время своего пребывания здесь.
Гарри перешел на работу в сиротский приют для больных СПИДом под названием «Детский дом Манцасэ» в Мохале-Хук, сажал деревья, строил заборы и вообще делал все, что требовалось, чтобы протянуть руку помощи. Он всегда хорошо ладил с детьми, что я могу подтвердить, видя, как терпеливо они с Уильямом играли с моими сыновьями в поло, несмотря на десятилетнюю разницу в возрасте. Он привозил из Англии мячи для футбола и регби и часто устраивал игры с детьми. У него также сложились трогательные отношения с четырехлетним сиротой по имени Мацу Потсане, с которым он поддерживал контакт на протяжении многих лет.
Несмотря на свою антипатию к прессе, даже в этом раннем возрасте Гарри знал, как использовать ее, чтобы привлечь внимание к делам, дорогим его сердцу. Поэтому он попросил Марка Дайера пригласить Тома Брэдби из ITN сделать получасовой документальный фильм о его пребывании в приюте, заявив: «Эта страна нуждается в нашей помощи».
Документальный фильм собрал 2 миллиона долларов для Красного Креста Лесото и рассказал миру об отчаянном положении, в котором жили многие жертвы эпидемии СПИДа в Лесото.
Документальный фильм также оказался поворотным моментом в восприятии публикой Гарри.
До сих пор британская публика знала только о его беспокойной, мальчишеской стороне. Теперь они увидели, что перед ними принц с сердцем, человек, который любит детей, который не заботится ни о цвете кожи, ни о классе, который хочет что-то изменить. Это расположило к нему британскую публику, которая была очень добра и сострадательна. Теперь они стали принимать его в свои сердца так, как делали это только тогда, когда он шел за гробом своей матери. Это было даже к лучшему, поскольку поведение Гарри давало прессе богатый повод для критики.
На вечеринке по случаю двадцатидвухлетия своего друга Гарри МИДа он появился в нацистской форме со свастикой. Затем якобы из-за травмы колена он продлил свой учебный отпуск и отправился в Аргентину, где был достаточно здоров, чтобы работать и играть в поло, прежде чем уехать снова в Африку, на этот раз, чтобы остаться с семьей девушки, с которой он начал встречаться.
Несмотря на патину противоречий, вызванных его рекламой, Гарри действительно завоевал расположение публики как один из самых любимых членов королевской семьи. С этого времени и до самой свадьбы его популярность только возрастала, пока он не стал самым популярным членом королевской семьи после королевы.
Этот процесс был ускорен, когда принц Чарльз женился на Камилле Паркер Боулз 8 апреля 2005 года. Очевидное приятие Гарри и Уильямом брака их отца во многом повысило уважение общественности к обоим мальчикам, а также отвратило тех, кто всеми способами пытался помешать Камилле играть какую-либо роль в жизни Чарльза. Если бы пресса знала, что большую часть последних четырех лет своей жизни Диана рассматривала в качестве замены себе Тигги, а не Камиллу, они бы поняли, почему мальчики имели более тонкий взгляд на брак своих родителей, чем общественность.
Месяц спустя Гарри, наконец, поступил в Королевскую Военную академию Сандхерст в качестве офицера-кадета Уэльса. То, как быстро Гарри прошел через интенсивные и трудные трехдневные вступительные экзамены, показало, что он действительно был похож на свою мать: не академический, но когда ему было интересно, достаточно яркий, сосредоточенный, решительный и обладающий подлинными лидерскими качествами.
Кен Уорф предсказал Диане: «Вот мальчик, которому суждено сделать карьеру в армии. Это всегда было тем, что он хотел сделать».
На этот раз он прошел все тесты, включая лидерские и физические, которые не могли быть сфальсифицированы, как это было в Итоне.
Курс офицерской подготовки в Сандхерсте призван привить офицерам уверенность в себе и развить в них лидерские качества. По словам генерал-майора Пола Нансона, коменданта Королевской Военной академии Сандхерста с 2015 года и генерал-офицера, командующего вербовкой и начальной подготовкой с 2018 года, речь идет о том, чтобы «научить новым привычкам и, надеюсь, помочь вам избавиться от старых».
Самые простые вещи меняют людей. Если вас заставляют вставать рано, правильно заправлять постель, содержать комнату в чистоте, гладить одежду в соответствии с желаемым стандартом, стоять прямо, иметь хорошо организованную обстановку, быть вовремя, выполнять свои обязанности, вы станете дисциплинированным, эффективным и уверенным в себе.
«Все эти навыки могут способствовать расширению возможностей, самодисциплине и лидерским навыкам. Они снаряжают нас на поле боя, чтобы сражаться с повстанцами и готовиться к контртеррористическим операциям. Любой человек, по словам Нансона, может применить эти методы, чтобы развить уверенность, которая может излучаться из самого нашего существа. Речь не идет о том, чтобы родиться с серебряной ложкой во рту. Все дело в том, насколько ты хорош. Если вы хорошо выглядите, вы хорошо себя чувствуете. Путь к величию начинается с идеально сложенного носка. Речь идет о том, чтобы иметь чувство гордости за все, что вы делаете, внутреннее удовлетворение от того, что не срезали углы».
Гарри обнаружил, что привитие дисциплины и хороших привычек меняет жизнь.
Я был на том этапе своей жизни, когда мне, вероятно, не хватало руководства. Я потерял свою маму, когда был совсем маленьким, и внезапно меня окружило огромное количество мужчин в армии. Мой цветной сержант был кем-то, кто дразнил меня в нужные моменты и давал мне уверенность смотреть вперед, действительно иметь уверенность в себе, знать, кто ты есть».
В апреле 2006 года Гарри, к тому времени значительно более выправившийся, чем тогда, когда он поступил в Сандхерст, завершил свое обучение. Он был назначен корнетом (младшим лейтенантом) в королевских войсках.
На выпускном вечере присутствовали его дед, герцог Эдинбургский, отец и мачеха, а также Уильям, который недавно поступил в Сандхерст, окончив Университет Сент-Эндрюс в Шотландии. Присутствовали также Тигги, Марк Дайер и Джейми Лоутер-Пинкертон, бывший конюший королевы Елизаветы, королевы-матери, назначенный личным секретарем обоих мальчиков 2 мая 2005 года.
Гарри наконец-то достиг совершеннолетия и наконец-то нашел себя.
Автор перевода – ROYALS, “Жизнь по-королевски”
