Когда ее свадьба приближалась в первые недели 1840 года, Виктория стала все более возбужденной. Она стала бледной и худой, она не могла есть или спать, у нее была лихорадка, все ее тело болело и она постоянно мерзла. Даже написание писем истощило ее. Ее личный врач осмотрел ее и сказал ей, что у нее корь. Когда Виктория лежала в своей постели, наблюдая, как дождь смывает грязь на ее окнах в Кенсингтонском Дворце, пытаясь не паниковать, сомнения проползли через ее разум.
Вопросы постоянно звучали в сознании 20-летней Виктории: как она будет жить после свадьбы? Она боялась, что у нее будут дети. Она достаточно хороша для Альберта? Почему так много людей думали, что Альберт вмешается в политику, когда было ясно, что она главный правитель? Будет ли он пытаться контролировать ее или критиковать ее? Будет ли жертва слишком большой для него? Иногда она чувствовала себя недостойной: он был таким красивым, а она такой простой. Ее гордость укоренилась, и ее сила стала привычной, но любовь унижала ее. За несколько лет Виктория научилась быть королевой, но как научиться быть женой?
Встреча
Корь Виктории оказалась нервами, которые успокоились в тот момент, когда она увидела Альберта. Альберт, несмотря на то, что он болел после пересечения Ла-Манша, что сравнил себя с восковой свечой, был неуклюжим и решительным. Единственной удручающей нотой было довольно формальное письмо, которое Альберт получил от Виктории, когда он покинул свой дом в Кобурге [в современной Центральной Германии]. Она написала, что не согласится на двухнедельный медовый месяц, несмотря на его желание хотя бы две недели побыть наедине. Она сказала, несколько снисходительно, что она будет слишком занята:
“Дорогой Альберт, ты вообще не понял этого. Ты забываешь, моя дорогая любовь, что я Властелин, и что бизнес не может остановиться. Парламент заседает, и что-то происходит почти каждый день, и для меня совершенно невозможно отсутствовать в Лондоне …”
Ее любовь к мужу была глубокой, как и любовь к работе и чувство долга. Именно об этом часто забывают в рассказах о любовных отношениях Виктории: когда она влюбилась в Альберта, она не собиралась отступать от своих задач переписки, чтения документов Кабинета министров и консультаций с премьер-министром. Виктория думала, что она сможет больше работать с Альбертом рядом, не меньше. Однако она знала, что ей нужно быть осторожной, чтобы не лишить мужа доходов, которые он получил от простого факта, что он был женат на самой известной женщине в мире.
Когда архиепископ спросил королеву, не хочет ли она убрать слово “повиноваться” из брачных клятв, она настаивала, чтобы оно осталось. Для нее это был не призыв к подчинению, а напоминание о том, что она не может или, возможно, не будет доминировать над человеком, за которого она вышла замуж, как она поступила с остальной частью ее семьи, ее Кабинетом и ее миллионами подданных. Во время своей свадьбы она была такой же противоречивой и сложной, как и в течение всей ее жизни: публично поклялась подчиняться своему мужу в то же самое время, когда она в частном порядке отвергала его пожелания.
Виктория хотела простую свадьбу
Простое платье, небольшая группа гостей и сдержанной церемонии. Лорду Мельбурну (премьер-министру и наставнику королевы) удалось уговорить ее устроить более сложное торжество, которое он считал подходящим для монарха. Виктория вздохнула: “Все всегда было так неудобно для Королей и Королев.”
Она также хотела, чтобы Альберт спал под ее крышей в ночь перед их свадьбой, и отмахнулась от возражений своей матери и премьер-министра, назвав их слова “глупой чушью”.
Небо было черным и задумчивым утром 10 февраля 1840. Виктория спала глубоко и проснулась в 8.45 утра. Это был последний раз, когда она была в своей постели, думала она счастливо. Она всматривалась в окно в темноте и села, чтобы написать письмо жениху:
Дорогой, как ты сегодня, и хорошо ли ты спал? Я очень хорошо отдохнула и сегодня чувствую себя очень комфортно. Какая погода! Я верю, что дождь прекратится. Пошлите одно слово, когда вы, мой самый возлюбленный жених, будете готовы. Твоя вечная верность, Виктория!
Виктория остановилась, когда она была аккуратно застегнута в белое атласное платье с оборками из кружева и пятиметровым шлейфом с оранжевыми цветами. Ее руки слегка дрожали, когда она надевала серьги и колье с турецкими бриллиантами. Потом Виктория закрепила сапфировую брошь, подарок Альберта, на своей груди.
Одежда Виктории была тщательно выбрана, чтобы показать ее патриотизм. Ткань ее платья была из исторического центра шелковой промышленности в Лондоне, и 200 кружевниц из Девона, на юго-западе ее страны, трудились над ним в течение нескольких месяцев. После этого образец был уничтожен, так чтобы никто не мог его скопировать. Ее перчатки были сшиты в Лондоне из английской кожи. Виктория заказала огромный кусок кружева Хонитон ручной работы для своего платья в попытке возродить кружевную промышленность (машинные копии вредили торговле).
Она стояла перед зеркалом и смотрела на свое отражение. На ее голове был простой венок из оранжевых цветов и мирта. В портретах она выглядит молодой и бледной, парящей между тревожным и мечтательным.
Виктория предпочла носить белый цвет потому, что это был идеальный цвет, чтобы выделить нежное кружево – это был не обычный цвет для невест. До того, как были освоены техники отбеливания, белый был редким и дорогим цветом, больше символом богатства, чем чистоты. Виктория была не первой, но она сделала белый популярным. Производители кружев по всей Англии были в восторге от внезапного всплеска популярности их ручной работы.
Свадьба
Когда Виктория прибыла в Сент-Джеймс, она отправилась к ждущим ее подружкам, одетым в белые платья ее дизайна. Она подарила каждой из них маленькую бирюзовую брошь в форме орла, как символ мужества и силы.
Альберт ждал ее у алтаря в ярко-красном плотно облегающем мундире, украшенном воротником и звездой Ордена подвязки – высшего ордена рыцарства в Британии, с его голубыми глазами, зафиксированными на его торжественной маленькой невесте, когда она приблизилась.
На следующий день единственное, что Виктория хотела исправить, это то, что она плакала: “Я не пролила ни одной слезы за все время до этого”. Она была обучена искусству хладнокровия и не собиралась показаться зыбкой королевой.
После церемонии, молодожены отправились на полчаса вместе в комнату Виктории, прежде чем встретиться с толпой на свадебном банкете. Виктория надела кольцо на палец Альберта, и он сказал, что между ними никогда не должно быть никаких секретов. Виктория переоделась в другое белое платье.
Праздник был безумием кивания, реверанса, сияния и рукопожатия. Пара, наконец, ушла в четыре часа дня, когда солнце начало тыкать пальцами в облака, с тремя тренерами, сопровождающими их, и людьми, подбадривающими и бегающими рядом. Когда солнце подпалило красным облака, невеста удивилась, что это было “я и Альберт одни, что было так восхитительно”.
После трехчасового путешествия, истощенная пара прибыла в Виндзорский замок. У Виктории была головная боль; она переоделась и лежала на диване, мысленно прокручивая картины ее хаотичного дня. Альберт играл на пианино, пока она отдыхала. Она вспомнила последние несколько часов: взгляд на лицо милого Мельбурна, когда он пытался остановить свои слезы. Счастливый момент, когда Альберт надел кольцо на ее палец, и это было сделано. Оглушительные аплодисменты, вид элегантного Альберта в его униформе.
Но больше всего ей понравилось то, что когда они стояли перед архиепископом, их называли просто Виктория и Альберт. До конца своей жизни она думала, что с отекающей радостью она будет просто Викторией для своего Альберта. Она была не королевой или правителем, а просто женой и любовницей. Она скатилась на бок и посмотрела на своего мужа, когда его пальцы скользили по клавишам пианино, играя одну из его собственных композиций. Альберт поднял глаза и подошел к ней, поцеловав ее. В 10.20 часов, они пошли в свою комнату, как написала Виктория, “конечно в одной постели”. Она лежала рядом с ним, на его руках и на его груди, улыбаясь в темноте, когда он шептал ей.
На утро
Виктория проснулась на следующее утро после ночи почти без сна. Она лежала неподвижно, глядя на лицо Альберта в раннем свете, изумляясь ему и его бледному горлу, которое она видела раньше. Он был “красивым, ангельским”. Она была сыта и в восторге от интимной близости, которую ее разум напряженно представлял. К счастью для нее, унизительная традиция суда, приходящего посмотреть на королевскую пару после первой брачной ночи, вышла из моды с Джорджем III. Ей также повезло, что Альберт, похоже, был компетентным, нежным любовником. Брачная ночь Виктории была блаженством. Ее восторг был ощутим в ее записи журнала:
Я никогда, никогда не проводила такого вечера! Мой дорогой, дорогой Альберт сидел рядом со мной, и его чрезмерная любовь и привязанность дали мне чувства небесной любви и счастья, на которые я никогда не могла бы надеяться раньше. Он обнял меня, и мы целовались снова и снова! Его красота, его сладость и мягкость, – действительно, как я могу быть достаточно благодарной, чтобы иметь такого мужа! О! Это был самый счастливый день в моей жизни!
Это было своего рода похотливое очарование.
Это были маленькие, интимные жесты, которые она любила больше всего: когда Альберт надевал для нее чулки, когда она смотрела, как он бреется. Он скользнул в кровать рядом с ней, целуя ее снова и снова; они заснули с переплетенными руками. После того, как Лорд Мельбурн заметил, что она выглядела “очень хорошо”, она ответила, что “доброта и привязанность” Альберта были “выше всего”.
Сексуальность королевы Виктории
Историки давно признали, что у Виктории было высокое либидо – некоторые подразумевали, что она была каким-то сексуальным хищником, который пожирал терпимого, но измученного мужа. Она была, несомненно, чрезвычайно страстной. Учитывая, насколько в то время для женщины был чреват секс – с ограниченным доступом к противозачаточным средствам и абортам и без облегчения боли при родах, – необузданное и безудержное физическое наслаждение мужем Виктории замечательно.
В XIX веке предполагалось, что женщины с сильным либидо были патологическими: женское желание считалось опасным и потенциально взрывоопасным, и считалось, что женская животная природа подавит их слабую волю и они потеряют контроль. Женщин называли “нимфоманками” за то, что они мечтали, думали или имели то, что считалось чрезмерным количеством секса.
Для многих замужних женщин секс был рутиной, а не чем-то, чем можно было наслаждаться. Учитывая невежество, окружающее женские тела, восторг Виктории в сексуальном удовольствии был действительно контркультурным. Альберт не записывал свои взгляды на секс, но ясно, что он удовлетворял свою жену. И он, конечно, восхищался ею, написав своему брату Эрнесту одобрительно об их сексуальной жизни. Всего через несколько месяцев после свадьбы он сказал ему, несколько защищаясь, что Виктория “сильно изменилась в ее пользу” и прекрасно выглядела.
Заключение
Брак между Викторией и Альбертом – один из величайших романов современной истории. Альберт вырастет, чтобы превзойти его жену, на короткое время, во влиянии, но не в долголетии, выносливости или чистой воле. Альберт взлетал, Виктория терпела.
Давая Альберту свободу действий, чтобы работать вместе с ней, когда она вынашивала девять детей, Виктория вскоре обнаружила, что умный, интеллектуально беспокойный Альберт был большим активом. Она провела около 80 месяцев беременной в 1840-х и 1850-х годах-в общей сложности более шести лет – и даже дольше восстанавливаясь после родов. За это время она смогла передать работу блестящему, проверенному доверенному лицу.
Но ее муж не собирался быть подчиненным партнером, и это вызвало самые ожесточенные бои в их браке. Когда они с Викторией приступили к супружеской жизни, каждый из них пытался отстоять свою волю в традиционно самых неравных отношениях: муж и жена, монарх и супруг. В этом случае супруг имел козырь: ему никогда не пришлось бы рожать детей.
